Безвыходное пособие для демиурга
Шрифт:
Опять же: если у книг про Поттера был такой ошеломительный успех, то не завязана ли в этом истинная магия? Ведь ни блистательной эрудиции, ни искрометного юмора, ни завораживающей личной харизмы в этих текстах нет, но все от них словно с ума сошли. Тексты хорошие, но не гениальные. И, ладно бы, только школьники зачитывались – это, как раз понятно, но ведь и взрослые подтянулись.
Писатели, что наши, что «забугорные» стали соревноваться, кто круче перепишет бойню волшебных глистов в тайном сортире для девочек. И ведь талантливые писатели подвизались
Встает резонный вопрос: не занималась ли сама писательница церемониальной магией? Семь убийств – семь крестражей – семь книг – семь лет обучения. В этом что-то есть…
Я потер переносицу.
Семь убийств. Нет, это уже слишком! Хотя, кто говорит, что совершались именно человеческие жертвоприношения? Можно было убить агнца, кошку, петуха черного, да раздавить хотя бы жуков колорадских, но непременно, соблюдая некую церемонию, выдерживая каждый шаг, согласно древней традиции.
Я почувствовал, что, приоткрыл занавесу тайн успеха, но увидел там одну лишь мерзость.
Вот уж, воистину: «Безвыходное пособие для демиурга»…
Теперь и назад пути нет, и вперед, по трупам – нет уж, это без меня.
Впрочем, жертва писателя не обязательно могла быть кровавой. «Жертва богу – дух сокрушен».
Кстати, может быть, жертва темным богам этой волшебной пещеры – именно описание смертей? Ведь в том же «Поттере» – убийство это обязательная составная часть любого тома.
Но где, вообще, есть книги, в которых не убивают, не воруют и не предают? Всем этим занимаются даже на страницах Библии. А что говорить о литературе, призванной развлекать читателя?
Меня бросило в жар.
Все: Рубикон перейден.
Я уже заплатил черному ангелу его подать: я описал смерть умного, образованного мага, который знал даже больше, чем я могу себе представить. Я сам отправил его на заклание. А заодно и его помощника – Серегу. Да, похоже, я не поскупился. Щедро расплатился за будущий писательский успех.
Вот только что я буду делать и как оправдаться перед богом, если все, что было мной написано, станет происходить на самом деле, если уже произошло? Как потом со всем этим я буду жить?
Да, все началось с того, что я захотел написать настоящий мистический роман, а не дешевку с рождением сатаны и торжественным пожиранием демонами и оборотнями разных граждан из Москвы и Петербурга.
Что хотел, то и получил.
Я интуитивно прочувствовал, как все делается в мире культуры, и теперь пишу лучшую в своей жизни книгу. И если я вернусь отсюда и издам весь этот бред, меня станут носить на руках. Они все будут считать, что это именно я такой гениальный, раз все это сочинил. Никто ведь не поверит, что, на самом деле, я истинный тут ни при чем. И это только моя мечта втянула меня в мир, где это желание начало реализовываться.
Вот и получается, что все наши мысли, не просто материальны, но еще обладают своим собственным характером, темпераментом, волей, прямо как люди.
И
Это ли не сделка с дьяволом?
Но ведь души я не продавал!
А разве я не совершил нечто гораздо худшее, разве не из-под моих пальцев вышел текст, где ради какой-то книги погибают умные и даже в чем-то симпатичные люди?
И есть ли у меня уверенность, что это все – просто рассказы или главы из будущей книги, а не сама реальность?
Да, это похоже на безумие, и если – весь этот кошмар – и есть настоящее вдохновение, то стоит крепко задуматься: зачем мне все это нужно?
Я обхватил голову руками. Мне казалось, что мысли летали внутри моего черепа верткими пулями. Это были не духовные страдания, отнюдь, это была настоящая физиологическая боль.
Сначала она пронзила затылок, где-то в районе мозжечка, потом вползла в мозг красной гадюкой и обвила лобовые доли левого полушария, затем она сдавила клещами виски.
Я прокусил губу до крови и вдруг понял, что мысли мои не просто прослушивают, но и контролируют.
Похоже, я задал богам задачу, потому что сумел сделать то, что не удавалось до сих пор ни одному гению, побывавшему в этой комнате, а именно: не просто не подчиниться, а даже пойти против хозяев мира.
На секунду у меня родилось страшное подозрение, что если сейчас я перетерплю эту боль, то сам стану одним из этих богов, которые забавлялись, играя мной, как погремушкой.
И чтобы победить, нужно просто завести будильник. Уже и не важно, на какое именно время! Они поняли мой план, и если я сейчас его не воплощу, второго шанса уже не дадут!
Когда я снова вынырну из забытья черного вдохновения, будильник, наверняка, разлетится на части. И, скорее всего, я же сам его и уроню от испуга в самый момент пробуждения, в тот миг, когда сознание еще не будет полностью свободно от плена моего же собственного романа.
И если эта попытка не удастся, то меня окончательно затянет в это болото творчества, возможно, я даже не смогу жить здесь, не дописав всей этой чертовщины.
Скорее всего, я начну думать, что сам все это придумал, буду гордиться: ай да Герман, ай да сукин сын! И забуду правду о создании проклятого текста. Но это если меня, все-таки, вернут домой…
Впрочем, если я допишу книгу, то вложу даже не частицу себя, а все свое существо и саму борьбу с собой за право оставаться независимым от черного вдохновения.
Вот и получится, что я даже не прикиплю душой к роману, а оставлю в нем свое сердце! И текст станет частью меня.
И вот что важно: это не книга – станет моей составной, как оторванная на войне рука у солдата, а именно я – стану его частью, стремящейся к воссоединению. И получится, что это не я буду ощущать роман в дождливые осенние дни, а он – меня.