Безымянная. Часть1. Путеец
Шрифт:
Если метафорически попробовать применить ту нежность и некоторую долю трепетности в качестве краски, а вместо кисти использовать стереотип и достаточную долю фантазии, приложив к этому внешность самой девушки как логично самую близкую к материнской, то вид этой женщины вполне мог выглядеть так: тонкая легкая фигура, большие добрые глаза, легкая усталость во взгляде и плавная неспешная походка. Она могла носить легкое летнее платье, сандалии и, допустим, венок из ромашек на голове, хотя с тем же самым успехом просто распущенные, наверняка длинные волосы. Этому образу, будь он действительно запечатлен, более всего подошла бы акварель, а основой послужила тонкая, едва выдерживающая прикосновение кисти основа. Таким девушка создавала его.
Что касается более конкретных вещей, девушка позволила себе несколько эпизодов, предшествующих знакомству ее будущих родителей, надо полагать ровно в той форме, в которой они были ей известны.
В это время в Петербурге, собственно, как и в крупных региональных центрах страны, уставшие от социального реализма и в большей или меньшей степени голодные до мистификации граждане, кроме прочего, резво ринулись изучать разнообразные учения, оккультные практики и остальную прикладную философию, на тот момент еще имеющую статус полулегальной, но все-таки доступной. По примеру двух предыдущих десятилетий нередко передаваемую в виде размноженных на печатной машинке копий. Кроме йоги цигун и теоретической части некоторых восточных единоборств, немалой популярностью пользовались труды Карлоса Кастанеде, Елены Блаватской и семьи Рерих. А многие, так сказать, оккультистские кружки грешили тем, что не просто смешивали понятия и постулаты из всего имеющегося разнообразия, но и добавляли туда выдержки из ведических принципов, китайских, французских и даже немецких философских течений. Что вполне могло привести к потере всякой конечной цели, а значит, не просто бессмысленно, но и более всего возможно разложить всякое нравственное и личностное развитие и привести, как вариант, к выживанию из ума. Тем более странно (а для кого-то и естественно), что ее будущая, на тот момент еще достаточно молодая мама вышла из подобного «варева» сострадающей и опустошенной, в общем, убежденной буддисткой, с открытым приятием мира и легким отношением к человеческому существу в большинстве его проявлений.
Именно такой ее и встретил Константин, на тот момент времени уже осваивающий непростую долю подпольного предпринимателя, совмещая это со службой в уже «готовящейся к суициду» в качестве единственного органа управления, коммунистической партии.
Их роман вспыхнул очень быстро и вопреки расхожему утверждению о его таком же скором угасании, продолжался три года, после чего перерос в брак. На нем настоял Константин, видимо исходя из привычки фиксировать документально все, что его касалось. Надежда же со своим противоположным отношением к подобному согласилась на это только в качестве обмена. Константину официальный брак с получением свидетельств и свадьбой с приглашением компаньонов и друзей, Надежде тихую буддистскую церемонию, для чего они специально ездили в Индию.
Все девяностые годы, когда основная часть населения страны пребывала в состоянии политического и экономического шока, встав на грань выживания, их семья процветала и испытывала материальный подъем. Не в пример тому, что касалось конкретно личных отношений. Надежда продолжала развиваться в религиозно-философском направлении, закрывшись благосостоянием как куполом, а Константин, это самое благосостояние обеспечивающий, напротив, в морально-этическом плане разлагался все сильней, чему благотворно способствовала предпринимательская среда, особенно вместе с легкой подкупностью представителей власти.
Разрыв в интересах достиг пика в момент рождения дочери, а к ее пятилетию и вовсе превратился в пространство, где не видно другого берега. Теперь в доме не было даже ссор или споров, и та жилая площадь, что они занимали, свободно позволяла им не видеться днями и неделями. Единственным предметом опосредованного торга являлся ребенок.
Размен этот состоял в том, что Константин, настаивающий на всестороннем светском образовании, кроме лицейских занятий обеспечил девочку массой репетиторов и учителей, но исходя не только из полезности ребенку, но и постановке полноценного противовеса воспитанию Надежды, которая с не меньшим рвением, чем муж, отстаивала линию прежде всего философского воспитания, а только после светского.
Таким образом к пятнадцати годам девочка, напичканная разносторонними, но абсолютно лишенными вектора знаниями, превратилась в скрыто-нервное существо. При том что навык общения и всесторонней коммуникации имел свое место, и ей не составляло труда при необходимости применить практически азы психологии и красноречия, но вместе с тем вставал вопрос о необходимости этого действия. Кроме того, налаживание контактов как таковых в среде ее сверстников вело в никуда и только от того, что эти самые сверстники ничего не могли дать ей взамен. Когда она слушала окружающих, то неизменно превращала себя в изгоя, но изгоя непривычного порядка. Вместо презренной и униженной отщепенки, коей наверняка может быть изгой в своем стереотипе, она умудрилась сама того не желая создать такую нишу, где преподаватели воспринимали ее как не столько одаренную и вымуштрованную отличницу, сколько уже сложившуюся и взрослую, допустим студентку университета последних курсов. В то время как сверстники, чувствуя ее ментальное превосходство, обращались к ней вежливо и корректно и даже нередко замолкали, когда она входила в галдящий на все голоса класс.
«Глядя на ладонь, я знаю ее биохимическое и физическое устройство, способна рассчитать объем, радиус и диаметр каждого пальца, применив математические формулы, способна изобразить графически, даже знаю какой деформации она может быть подвержена в зависимости от рода деятельности ее владельца и различаю виды папиллярных узоров, исходя из дактилоскопической карты Гершеля. Но зачем мне это, при том, что вся эта ладонь – лишь иллюзия». Именно этот образ говорил о ее состоянии на тот момент времени короче всего.
С политикой избирательного ментального взросления, к рубежу шестнадцати лет она вышла совершенно непорочной и даже не целованной, в то время как ее сверстницы вместе со сверстниками в единодушном порыве лишали друг друга девственности, разбрасывая свои выпускные наряды по темным лицейским кабинетам. А многие, внимая последствия сексуальной революции и того раньше, уже имели приличный опыт половых отношений, еще не подступив и к первому порогу совершенных лет.
По окончании лицея сублимация желания соответствия возрасту, направила ее по пути наименьшего сопротивления, а в данном случае по пути знаний.
Ввиду вдруг прорезавшегося у отца чувства патриотизма, он настоял на продолжении учебы в России, вместо недавних планов отправить ее в Англию. В ее конкретном случае, Англия это будет или что-то еще, не являлось чем-то принципиальным, главное – ее надежды на смену среды, а вместе с тем на личностную, пускай даже и принудительную перемену, в одночасье рухнули.
Привычка к вечно опережавшим желание возможностям вместе с воспитанием лишили ее всякой тяги что-то иметь, она внезапно поняла, что все предпринятые ею действия берут свое начало у источника чужих стереотипов и совершенно не отражают того, что ей лично необходимо в действительности. Если рассматривать участок сознания, отвечающий за желания, как мышцу, то она была не просто не развитой, но и атрофированной на фоне всех остальных.
Успешное поступление в университет, равно как и новый коллектив совершенно не повлияли на существующее положение вещей, и по окончании первого курса, при попытке что-то захотеть по-настоящему она загремела в неврологическое отделение с нервным срывом.
– Всякий нормально развитый, не испытывающий проблем с социальной адаптацией человек (хотя даже и не особенно) волен сказать, глядя на подобное со стороны, вот мол богатенькая девочка, не знавшая нужды, чуть столкнулась с делом, которое то и проблемой назвать нельзя, и вот вам – сразу срыв. Рассуждающие подобным образом, непременно должны в одночасье разбогатеть, а еще лучше в это же одночасье наполниться разнообразным знанием, к которым их рассудок не готов, чтобы, находясь на грани сумасшествия, наконец понять, насколько это недопустимо смотреть на вопрос под таким углом… – нервно отступила от полотна повествования девушка.