Беззащитный
Шрифт:
Тогда, в феврале, Игорь посчитал, что каждого может посетить такое простое желание: побыть на воздухе, в одиночестве, чтобы никто не мешал. Особенно после такой нервотрепки. Это же нормально?
Вспоминая ту историю, Игорь подумал, что занимается тем же, чем и в машине по дороге домой: выдумывает на пустом месте. Но он чувствовал очень сильную потребность заострить свое внимание. Быть чувствительным ко всему, чтобы не пропустить надвигающуюся угрозу. Будто среди густой листвы под покровом ночи он высматривал хищника. Как просто принять полоски на теле тигра за чередование света и тени в высокой траве? А лежащего неподвижно
Только ли чтоб погулять и побыть в одиночестве уходила тогда Нина?
Ложась в кровать, Игорь твердо дал себе понять, что ни в чем подозревать свою жену не может. И не должен. Просто он по неизвестной причине уже третий дней психует и пытается найти опасность там, где ее нет.
Почти сразу же в памяти всплыло выражение лица жены, которое он видел позавчера на кухне. Что было тогда в глазах Нины? Что содержала в себе та обескураженность?
Грусть? Тоску? Потерянность? Не такую сильную, как сегодня, скорее, лайт-версию.
А может, и непосредственно страх?
В одном Игорь был уверен точно: Нина была не робкого десятка. За годы, что они привели вместе, он убедился: многое ее может расстроить, разозлить, а вот испугать – только что-то серьезное.
По-настоящему страшное.
Глава 6
Дождь лил без перерыва. Длинные его капли в свете фонаря походили на свисающие с неба серебристые нити.
От витрины закрытой лавки Игорь пробежал через улицу к освещенным окнам ее дома. Почти нарочно прошлепал по наиболее глубоким лужам на своем пути. Он не чувствовал ни холода, ни сырости, но он точно знал, что вымок до нитки.
Миновав фонарь, он пробрался мимо ступеней, поднимавшихся ко входу, прошел вдоль стены и встал под самым окном. Он смутно помнил, что видел в нем что-то неприятное раньше, и не сомневался, что теперешний вид окажется еще хуже. Сжав зубы, он встал на цыпочки и заглянул.
Все в комнате говорило об уюте и тепле: и яркое освещение, и хорошо разгоревшийся огонь в камине.
Но стены. Стены мерзкого желтого оттенка, они все портили. Этот насыщенный ядовитый цвет делал внутреннее убранство недобрым, тягостным. Игорю было трудно смотреть, глаза щурились, хотелось отвернуться.
Но он смотрел.
Несколько человек находились в комнате. Большая их часть стояла сбоку, у самых дверей, словно не решаясь пройти дальше. Все это были мужчины. Разных возрастов и внешности, но все одинаково одетые в черное, с одинаково скорбным выражением на лицах. Их вид наводил на мысль о похоронах, но это не были выразители горя. Эти люди пришли, чтобы что-то предложить, услуги или помощь, однако никого из них тут не ждали и не желали видеть.
И тем не менее Игорь им страшно позавидовал. Не из-за проливного дождя, под которым он стоял, конечно, не из-за желания укрыться и согреться. Просто всем этим людям было разрешено хотя бы пройти внутрь. А Игорь даже подумать не мог, чтобы попроситься присоединиться к ним. Ведь отказ – непременный, однозначный отказ – который бы он сразу получил, оказался бы уже чересчур тяжелым. Игорь бы его просто не перенес, разум бы не выдержал.
Единственный мужчина, которому удалось оказаться ближе к центру комнаты, был, наоборот, одет во все светлое. К окну он стоял вполоборота, однако лица рассмотреть не удавалось. Хорошо видны были только ухо и немного полная щека. И лысый затылок, слегка лоснящийся, с небольшой складкой там, где голова переходила в шею.
Этот человек что-то говорил, и Игорь точно знал, что именно, хоть слышно и не было. Обладатель лысого затылка предлагал, приводил аргументы, называл наиболее возможные варианты. В меру настойчивый, осторожный со словами, но уверенный в каждом из тех, что произносил. Очень надежный человек, верный человек, преданный человек. Такой никогда не убежит. Такой никогда не откажется от данного обязательства.
Выглядел этот верный человек, правда, совсем непривлекательно: кургузая одежонка, рыхлое тело. Опять же затылок неприятный. Однако Игорь всей душой желал сейчас быть этим человеком. Он невзлюбил его с первого взгляда и одновременно не мечтал ни о чем больше, как быть на его месте. Быть именно им. Говорить то же, что он, обещать то же, что он. И так же надежно потом эти обещания сдерживать.
И, конечно, в комнате находилась она.
Она стояла у самого камина, повернувшись к окну спиной. На ней было светлое легкое воздушное платье, похожее на те, какие Игорь видел прежде. Но никакой легкости в ней самой, во всем ее существе он не чувствовал. Совсем иным веяло от нее. Она стояла неподвижно, но не сложно было догадаться, насколько она зла. Напряжение сковывало ее плечи и локти. Кистей рук не было видно, видимо, она крепко сжимала одну свою ладонь в другой, пытаясь таким образом сдержать кипевшее внутри негодование. И какой же натужной, искусственной выглядела теперь ее осанка, которой он так восхищался раньше.
Скорбные люди продолжали стоять недвижно и молча, рыхлый человек продолжал говорить. Игорь продолжал смотреть на нее и терзаться от того, насколько она рассержена.
Однако очень скоро положение изменилось. Изменилось к худшему.
Рыхлый все говорил, но стало понятно, что в комнате его уже никто не слушает. Тогда он, кажется, начал сбиваться, его речь утратила темп. Он слегка повернулся и скосил взгляд в сторону окна. Игорь дал бы голову на отсечение, что видел этого человека раньше, что он ему знаком. Но сейчас было не до него.
Теперь на Игоря таращились и все скорбные. Всем уже было известно о его присутствии. И ей тоже.
Ядовито-желтый цвет стен стал уже невыносим. Огонь в камине разбушевался, Игорь увидел, как на пол из него медленно вытекает поток лавы. Должно быть, внутри теперь было нестерпимо жарко, оконные стекла начали дребезжать от нагрева.
Она продолжала стоять спиной, тоже не двигаясь, хотя лава текла прямо у подола ее платья. Весь ее облик сделался на вид невероятно тяжелым, будто Игорь смотрел на цельную статую из свинца. Однако это была не статуя, она была живой. Это ярость наполняла ее все сильнее и сильнее.
Игорь приподнялся на цыпочках еще выше, почти уперся в стекло носом. Ему было не по себе, совсем не хотелось, чтобы ее гнев наконец выплеснулся на него. Но он заставлял себя смотреть, надеясь почему-то, что это поможет. Если он не отвернет взгляда, если переборет себя, это каким-то образом сможет все исправить. Игорь верил в это точно так же, как и в то, что жар в комнате достиг пределов доменной печи.
И тогда она начала оборачиваться.
Медленно, очень медленно весь ее стан двинулся. Вот показалась ушная раковина, вот сверкнула жемчужная сережка. Скоро в поле зрения уже мог оказаться краешек глаза.