Безжалостный распутник
Шрифт:
Они прошли мимо меня, даже не заметив. Я же поставила стакан с молоком на пол и двинулась за ними вниз по черной лестнице. Когда они подошли к боковой двери, что выходит на Чарльз-стрит, ее милость повернула в замке ключ и открыла дверь.
Затем они вышли на улицу, но прежде чем я успела спуститься по лестнице, дверь уже снова захлопнулась. Тогда я подошла к окну и увидела на улице две кареты.
— Две?! — удивленно воскликнул граф.
— Да, две, — подтвердила няня, — я своими глазами видела, как леди Элен собственными руками затолкала Сирингу в первую из них. Затем она захлопнула за ней дверь и какое-то время стояла на тротуаре, провожая карету глазами.
— То есть мисс Сиринга уехала одна? — уточнил граф.
— Одна, милорд. Затем ее милость села в другую карету, которая затем развернулась и поехала в противоположную сторону.
— Ничего не понимаю! — воскликнул граф.
— Вот и я тоже, милорд, — отозвалась няня. — Именно поэтому я и прошу вашу светлость мне все объяснить. Куда уехала мисс Сиринга и почему мне не дали сопровождать ее?
Граф не ответил на ее вопрос, а поднялся на ноги.
— Подозреваю, что здесь что-то не так.
— Но, если ваша светлость не знает, где сейчас находится Сиринга, — испуганно произнесла няня, — тогда сдается мне, что здесь не обошлось без вероломства, чего и ожидала мисс Сиринга.
— Она этого ожидала? — удивился граф. — Что вы хотите этим сказать?
— Все потому что мистер Ниниан Рот и ее милость заставили ее подписать какую-то бумагу. Они сказали ей, что это как-то связано с предсказанием ее судьбы, но мне она сказала, когда поднялась наверх: «Я не хотела этого делать, няня. У меня такое чувство, будто они что-то замышляют против его светлости. И я боюсь, что они могут ему навредить».
— Когда это произошло? — резко спросил граф.
Няня на миг задумалась.
— В тот вечер, когда вы подарили Сиринге брошь в виде цветка. Она сказала мне, что вошла в гостиную и увидела леди Элен и мистера Рота. Они были там вдвоем.
— И что за бумагу она подписала? — спросил граф.
— Не знаю, милорд, — честно призналась няня. — Я почти не слушала, что она мне говорила. Знаю лишь одно: мисс Сиринга была обеспокоена, причем она волновалась не за себя, а за вашу светлость. — Граф промолчал, и няня продолжила жалобным голосом: — И что теперь с ней будет? Потому что если это злые козни, то пострадает только она. Разыщите ее, милорд, найдите как можно скорее, потому что мои старые кости подсказывают мне, что с ней происходит что-то неладное.
— Не волнуйтесь, обязательно разыщу, — хмуро пообещал граф.
— Помогите мне! О боже, помогите мне!
Раз за разом Сиринга шептала эти слова, и ей казалось, будто ей привиделся нескончаемый кошмар, который она не в силах с себя стряхнуть.
Когда перед ней распахнулась дверь на скрипучих железных петлях, она сразу, без всяких объяснений поняла, куда попала. Ей не было необходимости смотреть на высокое серое здание с крошечными окошками, забранными железными решетками, чтобы понять, что ее привезли в самое страшное место во всем Лондоне — в Ньюгетскую тюрьму.
У дверей стоял полупьяный привратник. Он грязно ругался себе под нос, проклиная курьеров с Бонд-стрит за то, что те разбудили его посреди ночи. Откуда-то изнутри доносились истошные вопли заключенных, гулким эхом отлетавшие от голых тюремных стен. Казалось, это кричат в чистилище потерянные души.
Шагая в тусклом свете факелов по длинным каменным коридорам, Сиринга видела уродливые белые лица, совсем не похожие на человеческие, смотревшие на нее из-за решеток. Мужчины кричали ей вслед какие-то непристойности.
Они произносили слова, которые она слышала впервые и значения которых не знала, однако догадывалась, что они говорят что-то мерзкое и гадкое.
Казалось, весть о том, что эти темные стены приняли в свои холодные каменные объятия нового заключенного, привела старых обитателей тюрьмы в состояние, близкое к безумию. Отовсюду доносились визг и пронзительные вопли, сальные замечания и отвратительный хохот, который раздавался вслед очередной пошлой шутке.
Но куда хуже было зловоние. Сиринга думала, что ей ни за что его не вынести и она вот-вот упадет в обморок.
Смешиваясь с вонью человеческих экскрементов, запахом давно не мытых тел и дешевой выпивки, в тюрьме витал запах страха.
Шагая между двумя приставами с Боу-стрит, Сиринга прошла за привратником два лестничных пролета. Не один раз ее посетила мысль, а не развернуться ли ей и пуститься бегом, не глядя, не разбирая дороги. Увы, сопровождавшие с обеих сторон приставы крепко держали ее под локти.
Наконец она оказалась на третьем этаже. Привратник постучал по запертой двери, которую спустя пару минут открыла мужеподобная тетка.
Одежда на ней была грязной, а тело распухло от неумеренных возлияний. Из-под мятого чепца с обеих сторон лица свисали сальные, спутанные пряди волос.
— Господи, и когда мне только дадут выспаться?! — воскликнула она, состроив недовольную мину.
Один из приставов отпустил Сирингу, а сам запустил руку в карман и вытащил оттуда монету, которую сунул женщине. Та на мгновение посмотрела на монету, плюнула на нее и сказала:
— Это уже другое дело! Я готова встать в любое время дня и ночи, лишь бы мне платили денежки.
— Мы оставляем ее на твое попечение, — ответил пристав. — Смотри, чтобы с ней ничего не случилось.
С этими словами оба повернулись, чтобы уйти.
— И за что ее посадили к нам? — спросила надзирательница.
— Воровство и мошенничество, — ответил один из конвоиров. — Поймали с часами и кошельком. Она даже не успела их спрятать.
— Неправда! — выкрикнула Сиринга.
— Все так говорят, — фыркнула надзирательница. — У тебя еще будет возможность доказать свою невиновность судье. Если, конечно, сможешь. А пока оставь свои сказки при себе.