Библейские мотивы в русской поэзии (Сборник)

Лермонтов Михаил Юрьевич

Христу

Мы не жили – и умираем Среди тьмы. Ты вернешься… Но как узнаем Тебя – мы? Всё дрожим и себя стыдимся, Тяжел мрак. Мы молчаний Твоих боимся… О, дай знак! Если нет на земле надежды — То всё прах. Дай коснуться Твоей одежды, Забыть страх. Ты во дни, когда был меж нами, Сказал Сам: «Не оставлю вас сиротами, Приду к вам». Нет Тебя. Душа не готова, Не бил час. Но мы верим, – Ты будешь снова Среди нас.

Нескорбному Учителю

Иисус,

в одежде белой, Прости печаль мою! Тебе я дух несмелый И тяжесть отдаю. Иисус, детей надежда! Прости, что я скорблю! Темна моя одежда, Но я Тебя люблю.

Сообщники

В. Брюсову

Ты думаешь, Голгофа миновала, При Понтии Пилате пробил час, И жизнь уже с тех пор не повторяла Того, что быть могло – единый раз? Иль ты забыл? Недавно мы с тобою По площади бежали второпях, К судилищу, где двое пред толпою Стояли на высоких ступенях. И спрашивал один, и сомневался, Другой молчал, – как и в былые дни. Ты всё вперед, к ступеням порывался… Кричали мы: распни Его, распни! Шел в гору Он – ты помнишь? — без сандалий… И ждал Его народ из ближних мест. С Молчавшего мы там одежды сняли И на веревках подняли на крест. Ты, помню, был на лестнице, направо… К ладони узкой я приставил гвоздь. Ты стукнул молотком по шляпке ржавой, — И вникло острие, не тронув кость. Мы о хитоне спорили с тобою, В сторонке сидя, у костра, вдвоем… Не на тебя ль попала кровь с водою, Когда ударил я Его копьем? И не с тобою ли у двери гроба Мы тело сторожили по ночам? . . . . . . . . . . . . Вчера, и завтра, и до века, оба — Мы повторяем казнь – Ему и нам.

Вместе

Я чту Высокого, Его завет. Для одинокого — Победы нет. Но путь единственный Душе открыт, И зов таинственный, Как клич воинственный, Звучит, звучит… Господь прозрение Нам ныне дал; Для достижения — Дорогу тесную, Пусть дерзновенную, Но неизменную, Одну – совместную — Он указал.

Мера

Всегда чего-нибудь нет, — Чего-нибудь слишком много… На всё как бы есть ответ — Но без последнего слога. Свершится ли что – не так, Некстати, непрочно, зыбко… И каждый не верен знак, В решеньи каждом – ошибка. Змеится луна в воде, — Но лжет, золотясь, дорога… Ущерб, перехлест везде. А мера – только у Бога.

Белая одежда

Побеждающему Я дам белые одежды. Апокалипсис

Он испытует – отдалением, Я принимаю испытание. Я принимаю со смирением Его любовь, – Его молчание. И чем мольба моя безгласнее — Тем неприступней, непрерывнее, И ожидание – прекраснее, Союз грядущий – неразрывнее. Времен и сроков я не ведаю, В Его руке Его создание… Но победить – Его победою — Хочу последнее страдание. И отдаю я душу смелую Мое страданье Сотворившему. Сказал Господь: «Одежду белую Я посылаю – победившему».

Грех

И мы простим, и Бог простит. Мы жаждем мести от незнанья. Но злое дело – воздаянье Само в себе, таясь, таит. И путь наш чист, и долг наш прост: Не надо мстить. Не нам отмщенье. Змея сама, свернувши звенья, В свой собственный вопьется

хвост. Простим и мы, и Бог простит, Но грех прощения не знает, Он для себя – себя хранит, Своею кровью кровь смывает, Себя вовеки не прощает — Хоть мы простим и Бог простит.

Б. Б-у

«…И не мог

совершить там

никакого чуда…»

Не знаю я, где святость, где порок, И никого я не сужу, не меряю. Я лишь дрожу пред вечною потерею: Кем не владеет Бог – владеет Рок. Ты был на перекрестке трех дорог, — И ты не стал лицом к Его преддверию… Он удивился твоему неверию И чуда над тобой свершить не мог. Он отошел в соседние селения Не поздно, близок Он, бежим, бежим! И, если хочешь, – первый перед Ним С безумной верою склоню колени я… Не Он Один – все вместе совершим, По вере, – чудо нашего спасения…

Иван Александрович Бунин

1870–1953 

«За всё Тебя, Господь, благодарю!…»

За всё Тебя, Господь, благодарю! Ты, после дня тревоги и печали, Даруешь мне вечернюю зарю, Простор полей и кротость синей дали. Я одинок и ныне – как всегда. Но вот закат разлил свой пышный пламень, И тает в нем Вечерняя Звезда, Дрожа насквозь, как самоцветный камень. И счастлив я печальною судьбой, И есть отрада сладкая в сознанье, Что я один в безмолвном созерцанье, Что всем я чужд и говорю – с Тобой.

Троица

Гудящий благовест к молитве призывает, На солнечных лучах над нивами звенит; Даль заливных лугов в лазури утопает, И речка на лугах сверкает и горит. А на селе с утра идет обедня в храме: Зеленою травой усыпан весь амвон, Алтарь, сияющий и убранный цветами, Янтарным блеском свеч и солнца озарен. И звонко хор поет, веселый и нестройный, И в окна ветерок приносит аромат… Твой нынче день настал, усталый, кроткий брат, Весенний праздник твой, и светлый и спокойный! Ты нынче с трудовых засеянных полей Принес сюда в дары простые приношенья: Гирлянды молодых березовых ветвей, Печали тихий вздох, молитву — и смиренье.

Столп огненный

В пустыне раскаленной мы блуждали, Томительно нам знойный день светил, Во мглистые сверкающие дали Туманный столп пред нами уходил. Но пала ночь – и скрылся столп туманный, Мираж исчез, свободней дышит грудь — И пламенем к земле обетованной Нам Ягве указует путь!

Новый храм

По алтарям, пустым и белым, Весенний ветер дул на нас, И кто-то сверху капал мелом На золотой иконостас. И звучный гул бродил в колоннах, Среди лесов. И по лесам Мы шли в широких балахонах, С кистями, в купол, к небесам. И часто, вместе с малярами, Там пели песни. И Христа, Что слушал нас в веселом храме, Мы написали неспроста. Нам всё казалось, что под эти Простые песни вспомнит Он Порог на солнце в Назарете, Верстак и кубовый хитон.

Долина Иосафата

Отрада смерти страждущим дана. Вы побелели, странники, от пыли, Среди врагов, в чужих краях вы были. Но вот вам отдых, мир и тишина. Гора полдневным солнцем сожжена, Русло Кедрона ветры иссушили. Но в прах отцов вы посохи сложили, Вас обрела родимая страна. В ней спят цари, пророки и левиты. В блаженные обители ея Всех, что в чужбине не были убиты, Сбирает милосердый Судия. По жестким склонам каменные плиты Стоят раскрытой Книгой Бытия.