Библиотечка журнала «Советская милиция» 4(34), 1985
Шрифт:
— Ударил, — пробормотал подросток.
Его родители прямо-таки дежурили у милиции. Пытались прорваться к начальнику райотдела, надеясь доказать что-то. Кизименко пригласил их.
— Не могу вас утешить, — твердо сказал подполковник. — Вы пожинаете горькие плоды своего воспитания.
СПЕШИТЕ ДЕЛАТЬ ДОБРО
МАРШРУТ этот ему знаком давно. Восьмой год пошел, как его назначили участковым инспектором. Как сейчас помнит тот сентябрьский день, когда его пригласил к себе начальник райотдела милиции. Говорил о разном, но чувствовалось по всему — о главном будет речь впереди. Начал издалека.
— Понимаешь, Виктора Корнеевича через неделю на пенсию провожать будем. Вот и думаем, кого бы на его место? Тут не каждый справится. Нужен не просто грамотный, энергичный человек. Работа тонкая, в людях надо уметь разбираться.
И совсем неожиданно для Саранюка заключил:
— А что если тебя на этот участок?
Саранюк медлил с ответом. Должность ответственная, справится ли?
И тут же подумал о том, что неспроста повел этот разговор начальник, видно, перед тем о нем, Саранюке, думал, советовался со знающими людьми. Выходит, верят в него, а надо будет, помогут.
Вот с тех пор и служит участковым. Когда-то начинал лейтенантом, теперь капитан. За десять лет не только годами старше стал, но и богатый опыт приобрел, близко сошелся со многими жителями. Разными были эти знакомства: в одних случаях имел дело с порядочными, честными людьми, а в других — с явными нарушителями общественного порядка. С последними приходилось и мирно беседовать, и строго отчитывать, по-разному бывало.
Права Ивана Максимовича сформулированы предельно ясно и четко, а вот обязанности…
Попробуй ограничить их круг, когда каждый новый день, мгновенно порой меняющиеся ситуации диктуют свои решения. Нет, его будни не запрограммируешь циркулярами. Тут многое зависит от твердости и душевности, находчивости и дальновидности. Порой неверно вылетевшее слово может решить человеческую судьбу.
Его встретишь и на заре, когда поливальные машины освежают улицы микрорайона, и поздним вечером, у многолюдного магазина, и в глухом переулке. Для него стало правилом: прежде чем уйти домой — обязательно посмотреть места, где собирается молодежь, встретиться и поговорить с дружинниками, убедиться, что на его территории все в порядке.
Не был исключением и этот день. Обследовал закоулки, повернул на проспект Гагарина.
Все ему здесь знакомо до мелочей. На его глазах взметнул в небо свои шестнадцать этажей этот строгий красавец-дом. И липы вдоль тротуара он помогал сажать. Вот они вовсю цветут, распространяя нежный аромат. Иного обновки в квартире так не радуют, как радует его каждая клумба на ставших родными улицах.
Там, за стенами домов, на балконах — люди. У каждого своя жизнь, свои хлопоты…
Пересек тротуар — остановился.
Хотя бы эти ярко освещенные окна. Сквозь прозрачную кисею занавески угадываются три силуэта. Справа глава семьи, напротив — его жена, посередине маленькая непоседливая тень — малыш. По тому, как он оживленно жестикулирует, нетрудно догадаться: занятное что-то рассказывает.
И вспомнил капитан, как он познакомился с этой семьей.
Тогда, как и сегодня, возвращался домой. Вдруг — навстречу ему женщина, вся в слезах. В то время Иван Максимович только, как говорится, делал первые шаги на участке.
— Помогите, — кричала она. — Муж избил. Пришел пьяный, с топором гонялся. Сказал, чтобы назад домой не приходила.
— Пойдемте к вам, посмотрим.
— Вы один пойдете?
— А что ж, по-вашему, всю улицу на ноги подымать? Как звать-то его?
— Николай.
— А вас?
— Люба.
— Давно с ним живете?
— Семь месяцев. Первое время, как поженились, был человеком. А потом стал пить. Оказывается, он и до знакомства со мной водкой увлекался. Видно, к прежнему потянуло.
Лейтенант скосил взгляд на Любу, быстро шагавшую рядом.
«Беременная, — отметил он, — жить только начали, а уже такое…»
У калитки она замедлила шаг.
— Поговорите с ним сами, я боюсь, здесь лучше подожду.
— Знаете, Любовь, если уж вы ко мне обратились, то будьте добры, подчиняйтесь. Со мной, ничего не бойтесь.
Дверь оказалась запертой. Иван Максимович резко постучал. В окне показалось лицо с мутными глазами и скрылось.
— Откройте! — приказал участковый.
Щелкнул замок, и они вошли в светлую кухню. На кровати сидел мужчина и с ухмылкой глядел на гостя. Затем заметил жену.
— Защиты ищешь, — свирепо процедил он и внезапно кинулся к ней.
Резкий замах, но рука пьяного перехвачена. Дебошир, шумно сопя, стал просить извинения.
— Вот что, — сказал Иван Максимович, — говорить сейчас с ним бесполезно. Отведу-ка его в райотдел, а вас, Люба, попрошу: не убирайте в комнате, оставьте все как есть. Завтра придем сюда вместе. Пусть полюбуется, что натворил.
На следующий день с проспавшимся и протрезвевшим Николаем вернулся в дом. Хозяин понуро смотрел под ноги, отводил глаза в сторону. «Что же, — думал сотрудник милиции, — пусть помучается, ему есть над чем поразмыслить».
— Хорошее у вас жилище, — заметил он как ни в чем не бывало, — сами строили?
— Завод помог.
— Ссуду дали?
— И ссуду, и товарищи по цеху помогли. Люба тоже старалась. Она энергичная, бойкая. Когда мы поженились, выписали лес, кирпич. За два воскресника построили ребята из второго цеха. Век не забуду.