Библиотечка журнала «Советская милиция» 4(34), 1985
Шрифт:
— Ну как, тебя здесь не обижают? — тихо спросил Иван Максимович.
— Нет. Тут хорошие девчонки.
— Вот и отлично. А я видел сегодня твою мать, говорил с ней. Пожалуй, сейчас тебе домой возвращаться и впрямь не следует. Первое, что надо сделать — это устроиться на работу. И с жильем уладить. Ты, кстати, в каком классе учишься?
— В десятом.
— Придется заниматься в вечерней школе. А кем бы ты хотела работать?
— Если честно, то смотрела передачу о часовом заводе. Там все в белых халатах, с пинцетами в руках.
Саранюк постарался спрятать улыбку. Кинозвезды ей покоя не дают. У молодости, конечно, свои точки отсчета. Сам не раз наблюдал, как вроде бы толковые обстоятельные парни в дни призыва в армию не о характере будущей службы спрашивали, а туда просились, где форма понаряднее, поэффектнее.
— А на чулочную фабрику пойдешь?
— Это же совсем не то.
— Да ты же там никогда не была. Между прочим, я через час туда поеду, дело одно есть. Хочешь, возьму с собой?…
Миновав проходную, они сразу направились в производственный корпус. Дверь одной из комнат была открыта, оттуда доносился звонкий девичий смех. Зина увидела длинный ряд зеркал и кресел.
— А зачем здесь маникюрная?
— Как зачем? Ноготки должны быть гладенькими, отполированными. Ведь дело-то люди имеют с тончайшими нитями. Зацепы, обрывы — сразу брак. Вот для чего делают маникюр.
Саранюк порадовался, что оказался здесь, хотя, конечно, дела у него не было. Ради «крестницы» приехал. И вроде не зря. Миновали один цех, второй, третий. Зина внимательно присматривалась. Ее буквально завораживали легкие и быстрые движения девушек у длинного ряда машин.
— Что, интересно, а?
— Очень.
— Если нравится, буду просить дирекцию, чтобы приняли тебя. Так как? Решай сама.
— Уже решила.
…И хотя этот день у участкового был короче обычного — успел он сделать много. Побывал в двух домоуправлениях, три часа принимал жителей, многим помог, как говорится, не выходя из кабинета. Потом и выступил перед рабочими. Его долго не отпускали, сыпались вопросы, предложения.
Быстро сгустились сумерки. Только в девять часов сумел выкроить время, чтобы заглянуть к Зинаиде. По дороге купил колбасу, хлеб, сыр, бутылку ситро…
— Ой, зачем вы? Я же не голодна.
— Ешь, ешь! Завтра на свой хлеб перейдешь.
Чтобы не смущать ее, вышел из комнаты. Поинтересовался у воспитателя:
— Скажите, что за соседки у новенькой?
— Одна погулять любит и других с пути сбивает. Она замужем была, да разошлась. Ее бы отселить к тем, кто постарше. Они бы ее приструнили.
Взял на заметку: попросить коменданта учесть это пожелание.
А подопечная уже выглянула в коридор.
— Все в порядке, заходите, дядя Ваня, — а сама смущенно улыбается.
«Дядя Ваня…» — очень уж растрогали эти слова участкового.
Она проводила его до выхода, но не отпускала, нервно теребила рукав кофточки. Видно, хотела что-то сказать и не решалась. Наконец тихо промолвила:
— Вы так много для меня сделали, но… — и запнулась.
— Говори, что тебя тревожит?
— Дядя Ваня, а мой отец? — и уже решительнее: — Вы поможете мне найти его?
— Обязательно. Мы сразу же займемся этим, когда уладим все дела с работой и учебой.
«Позже скажу ей всю правду, — решил Саранюк. — А пока нельзя. Ей и без того сейчас трудно».
Больше полугода Зина Клубенко жила самостоятельно. Два месяца была ученицей, а потом присвоили ей третий разряд, сама встала к станку. Зарабатывала прилично. Обновки приобрела. Новая соседка, которую по просьбе участкового перевели в Зинину комнату, тоже училась в вечерней школе. Вместе они готовили уроки, ходили на занятия, в кино.
Раз в неделю в общежитие обязательно наведывался Иван Максимович. Разные они вели беседы. Как-то выложил ей всю правду об отце-полярнике. Посоветовал не думать о нем. Она выслушала молча и только до боли стиснула пальцы.
Душевная щедрость встреченных девушкой людей оказала свое благотворное действие. Она потянулась к ним, изменилась даже внешне. Участковый мог считать свою задачу выполненной, но он понимал, что не так просто «переделывается» человек.
Однажды (это было в начале июля) Саранюк заглянул в общежитие, полагая, что Клубенко уже вернулась после смены. Ее подружки занимались своими делами: одна хлопотала на кухне, другая читала книгу, а третья прихорашивалась у зеркала.
Капитан присел на стул у туалетного столика Зины. Его привлекла яркая цветная фотография парня. Ровный пробор, густые бакенбарды, взгляд самоуверенный, если не сказать нагловатый.
— Девчата, а это что за артист?
— Ха-ха-ха!… Артист! — дружно рассмеялись те. — Да это же Зинкин кавалер.
Взял в руки снимок, вгляделся в лицо. Да, причесочка — волосок к волоску. Пренебрежительно вздернуты губы. Нет, этот «кавалер» не вызывал у него симпатий. На обороте надпись:
«Любимой Зинульке от Эдуарда Новицкого. С любовью до гроба».
— И давно этот «яркий образ» стоит здесь?
— Недели три, наверное.
Зашла Клубенко. Увидела гостя, снимок в его руках, смутилась.
Девушки понимающе переглянулись и, чтобы не мешать беседе, покинули помещение.
Иван Максимович повертел так и эдак портрет, вопросительно взглянул на Зину. Ее щеки еще больше залил румянец.
— Ты не обижайся, может, вторгаюсь в личное, но кто этот парень? Где ты с ним познакомилась? Не из простого любопытства спрашиваю.
— В троллейбусе. Ехала из парка, а он рядом стоял. Сама не заметила, как разговорились…
— Понятно. Где же он живет, где учится или работает?
— Живет, по-моему, на Пушкинской. Он недавно закончил литературный институт. Сотрудничает в газете, — восторженно произнесла девушка.