Библиотека Дон Кихота
Шрифт:
Все усугублялось еще нарочитой бесчеловечностью стражи, щедро расточавшей палочные удары за любую провинность. Ночью алжирский двор-тюрьма заполнялся звуками.
Одни во сне скрипели зубами и стонали, другие задыхались и хрипели, словно их душат.
Эти звуки Мигель до сих пор слышит во сне. Это вопли ада, вопли вконец отчаявшихся людей.
Солнце — вот самый страшный мучитель. Оно выжигает все. От него никуда не деться, а ночь коротка и не дает насладиться долгожданной прохладой.
Редко старинные двустворчатые ворота начинают со скрипом и грохотом открываться, принимая или выплевывая наружу людей.
Это происходит, когда в Алжир доставляют выкуп. Но вместе с выкупом часто прибывает и новая партия страдальцев.
Их бросают сюда, на жаровню, как еще одну порцию свежего мяса. Но пройдет совсем немного времени, и это мясо обуглится и начнет корчится от зноя, боли и безделья.
Правда есть выход из этого ада. Надо только принять ислам и совершить обряд обрезания. Тогда скрипучие ворота сразу распахнутся перед тобой и ты сразу сможешь покончить с этими невыносимыми муками. Тебе разрешат укрыться в тени. Но это будет тень другой религии, тень другого Бога.
А Свет, как назло, в алжирской тюрьме становился безжалостным врагом. И верных христиан, сумевших вынести это мучительное испытание Светом, можно было определить сразу. Нет, их лица, как лица мучеников, не излучали Свет. От него и так рябило в глазах, и все цвета дружно сливались в один — белый, а ткань в короткий срок от пота и грязи буквально горела на теле, становясь белесой.
Подлинных христиан в этом солнечном аду отличали не правильные черты лица и светлые лица, а отрезанные уши, переломанные руки, отсутствие глаза. Все это и были внешние знаки беззаветной преданности исповедуемой религии.
Мигель был рад, когда эти увечные люди сразу приняли его за своего и прозвали «одноруким». Он пострадал, пострадал, как и они, и не сдался. Мигель восхищался этими калеками, на которых солнце продолжало обрушивать всю свою безжалостную мощь африканского светила, не раз воспетую язычниками прошлых эпох.
«Однорукий» изо всех сил старался подбадривать своего брата Родриго, который не был отмечен достойным христианина увечьем и, следовательно, мог проявить слабость.
А таких было немало и чаще всего среди них попадались люди красивые, молодые. Они готовы были сохранить свое тело невредимым и здоровым даже если для этого им пришлось бы слегка укоротить крайнюю плоть, в целях гигиены, как они старались убедить друг друга.
Мигель не мог их обвинять в малодушии, хорошо зная, как жестоки ожидавшие их страдания, но сердце христианина надрывалось от боли при виде тех почестей, предметом которых немедленно становился недавний раб, изменивший своей вере. С пышной торжественностью совершался обряд обрезания, и все двери к почету и наживе широко раскрывались перед вероотступником.
И христиан, истинных христиан, готовых пострадать за веру, становилось все меньше и меньше и все уродливее и уродливее были их лица, а количество мусульман-прозелитов между тем росло и росло, причем, не по дням, а по часам. Это была борьба двух религий, и слабейшей оказывалась христианская.
Кстати, охрана алжирской тюрьмы сплошь состояла из этих самых прозелитов. И охрана была суровой. Обращенцы словно мстили за свой позор упорствующим.
Мигелю снилось, с каким восторгом он ступил на палубу корабля «Эль Соль», который должен был доставить его из Италии назад на родину. «Эль Соль» — Солнце. Какой удар! Какая горькая ирония Судьбы! Это было похоже на неожиданный сюжетный поворот в рыцарском романе. Галера «Эль Соль» — радость возвращения домой. Он вместе с братом Родриго скоро увидят отца, сестер. Плещется море за кормой. Небо ясное. Бури не предвидится. Но галера, галера судьбы везет их с братом не к Пиренейскому полуострову, а в царство жестокого, беспощадного, убийственного Солнца. Впрочем, жаловаться нечего. Ведь так и было написано золотыми буквами на досках обшивки того самого злополучного корабля — «Эль Соль». Куда ж еще он мог плыть? Только туда, где царствует солнце.
26 сентября 1575 года галера «Эль Соль» была окружена целой эскадрой алжирских корсаров и после долгого, отчаянного сопротивления признала себя побежденной.
Когда Мигеля в качестве пленника доставили в Алжир, то ему показалось, что он очутился на другой планете. Здесь царствовал неприкрытый цинизм и разбой. Пороки воспринимались как добродетель и наоборот.
Официально Алжир находился под протекторатом Константинополя, но в реальности этнических турок здесь было не так уж много. Большинство обитателей Алжира составляли прозелиты. В этой метрополии контрабандистов и притоне корсаров легко находили себе приют подонки со всей Европы.
Оказалось здесь и немало морисков, потомков андалузских мавров. Среди них было много искусных моряков, и они охотно стали пиратами, желая отомстить испанцам за свое унижение.
Постепенно Алжир и Тунис превращались в самые настоящие пиратские государства, которые жили за счет непрекращающихся грабежей как на море, так и на самом африканском континенте. Возвращение подобных экспедиций всегда сопровождалось всеобщим ликованием в предвкушении дележа добычи. Во время таких праздников люди словно сходили с ума, забывая о существовании каких бы то ни было добродетелей.
В христианском мире об этих так называемых пиратских государствах слагались легенды одна ужаснее другой.
Ступив на африканскую землю, Мигель ощутил себя странником во времени, оказавшимся у самого подножия Вавилонской башни, до того поразило и оглушило его пестрое смешение всевозможных рас и национальностей, людей, говоривших на каком-то неслыханном жаргоне, составленном из смеси всех языков без определенных правил произношения. Тут, на берегу, в невообразимой сутолоке толпились арабы и евреи, греки и турки; среди иноверцев суетились христиане; были между последними и рабы, служившие садовниками, ремесленниками, гребцами. Попадались здесь и свободные иноверцы, по большей части купцы, явившиеся в этот разбойничий притон под защитой охранных листов, с разнообразными товарами, начиная с английского железа, испанских тканей и кончая русскими изделиями из финифти.
Между купцами сновали покупатели; алькальд, янычары, свирепые военачальники толпились на пристани в невообразимом хаосе.
Здесь всю самую тяжелую и грязную работу делали только рабы-христиане, не захотевшие отказаться от своей веры.
После того, как добычу относили на склад, начинался осмотр живого товара, то есть пленных. Сначала их обыскивали, а затем распределяли по категориям: богатых и знатных отделяли от бедных и простых граждан. Первые представляли высокую денежную стоимость. В ожидании большого выкупа с такими пленными обращались бережно, часто даже подобострастно. Зато на бедных смотрели как на рабочий скот: им тотчас надевали кандалы, назначали тяжелые работы и запирали в тюрьмы, в эти адские жаровни.