Библиотека мировой литературы для детей (Том 30. Книга 2)
Шрифт:
— И железо ржавеет, сынок! А в тяжелые времена надо быть крепче железа.
Я не могу удержаться от смеха.
— Чего ты смеешься? — спрашивает Оксана.
— Как может быть бабушка из железа? Она вся мягкая, и руки у нее вон какие мягонькие.
Оксана хмурит брови. Ей кажется, что я смеюсь над бабушкой.
После чая папа надел пилотку.
— Мать, — сказал он, — я с детьми пройдусь по полям. На фронте дал я себе слово: если вернусь, то, не снимая походного мешка, обойду все наши поля и луга… Может, и ты с нами пойдешь?
— На этот раз идите
Вот так так! Мы совсем забыли о наших башмаках.
Я сейчас же достаю их из-под кровати:
— Вот, папа, желтые башмачки с красными кисточками, которые в майский праздник принесла нам бабушка.
— У меня один башмак уплыл по Серебряной, да Ямиль догнал и принес его, — ? рассказывает сестра.
— Не я один, а с дедушкой Якшиголом…
— Башмаки были причиной и радости и горя, — улыбаясь, говорит бабушка. — До твоего приезда дети не хотели надевать их, берегли. А папа приехал — про башмаки забыли. Ай, дети, дети…
Мы быстро обуваемся и уходим с папой. Идем на Полевую сторону. Папа идет посередине, я бегу с одной стороны, Оксана — с другой.
Папа срывает пахучие травы, растирает их в руках и нюхает, поднимает нагретые солнцем камешки и подносит их к щеке. Опережая нас, он сбегает на дно глубокого оврага; цепляясь за травы, быстро поднимается наверх, срывает колючие фиолетовые цветы татарника, потом влезает на какой-нибудь большой камень и долго-долго всматривается в даль.
Папа привел нас в дальнюю березовую рощу, к роднику. Ох и холодна вода в том роднике! Папа вымыл этой водой лицо и руки и, зачерпнув ее руками, пил. Мы с Оксаной тоже пили. Потом мы сели у родника на траву.
— Этот родник выкопал мой отец, ваш дед Батырша, — сказал папа. — Я тогда был таким маленьким, как вы теперь. Этот родник так и называют — родник Батырши. Сколько людей пило здесь воду, умывалось… И птицы и звери приходят сюда пить воду. Смотрите, как привольно у родника растут красные цветы…
— Спасибо дедушке, — говорит Оксана.
Папа обнимает ее и целует в голову.
— Умница, дочка моя!
— Папа, — говорю я, — давай и мы выкопаем три… нет, четыре родника: ты, мама, Оксана и я. И нам потом, может быть, скажут спасибо.
— Когда вырастете, — говорит папа, — вы будете рыть каналы, повернете течение рек, будете орошать землю, чтобы она вся цвела… Много сделаете полезного людям!
— Ладно, — соглашаюсь я.
Правда, я еще не могу выкопать и маленький родник, не то что большой канал. Но я научусь.
— Я тоже буду помогать. Ладно, папа? — говорит моя сестра.
Папа подает нам руки, и мы, смеясь, помогаем ему подняться с земли.
— Теперь пойдем к Дубовому озеру. Не устали? — спрашивает папа.
Нет, мы ничуточки не устали. Разве можно уставать, если вернулся папа!
Мы обходим аул наш с другого конца, и по лугам, мимо речки Серебряной, выходим к озеру.
На берегах Дубового озера растет высокий камыш с пушистой головкой; когда дотронешься до него — с головки летят пушинки. Мы нарвали много
На озере мы видели много уток — больших и маленьких. Они испугались нас и улетели. Еще видели мы лягушек, но о них я не стану рассказывать. Не люблю я их, квакушек!
Мы долго ходили по узким тропинкам и наконец вышли на дорогу, которая вела домой. Дорога шла в гору. Мы уже немного устали и присели отдохнуть под деревом. Я потрогал папины медали — они тяжелые и блестящие. Папа снял со своей груди две медали и приколол одну мне, другую Оксане. Нам сразу стало очень весело, и прошла усталость. Наверно, когда папа на войне получал эти медали, у него тоже проходила усталость. Вот ведь какая хорошая вещь — медаль!
Быстрым шагом мы поднялись в гору. На самом гребне горы папа остановился. Отсюда хорошо виден весь наш аул, долина реки Серебряной и Дубовое озеро, и аул Тимертау за лесом. Удивительно только то, что возле Тимертау лес серо-голубой, а все остальные леса вокруг — зеленые.
Когда-нибудь я пойду с бабушкой в Тимертау, посмотрю этот лес и узнаю, отчего он такой серо-голубой.
Возле дальней горы проходит поезд; за ним тянется длинная полоса дыма. На ближнем поле комбайнами убирают хлеб. Я вижу — на комбайне стоит человек. Издали он кажется таким же маленьким, как я.
Папа долго-долго смотрит вокруг.
— Вот, дети, это все ваша родная земля, — говорит он. — И за этими горами, за лесами, за реками — все это ваша родная земля. Еще есть много, много родной земли, которую вы не видели и не знаете. С той земли мы прогнали фашистов. Понимаете меня?
Понимаем, конечно, только не все. Но мы знаем, что папа говорит что-то очень хорошее. Когда мы вырастем, мы поедем в те места, где воевал папа, и увидим сами ту дальнюю родную землю.
— А знаете, что такое соскучиться? — спрашивает папа.
— А что это?
— Вы хотели видеть меня?
— Ой, папа, ты так долго был на войне! Мы плакали, — говорит Оксана.
— Вот и мне также хотелось видеть и вас, дорогие, и эти леса, и эти реки, и эти дороги.
— А ты плакал, папа? — спрашивает сестренка.
— Нет, дочка, не плакал, хоть и хотелось плакать, сдерживался.
— А почему же сдерживался?
Ну как это Оксана не понимает! Разве солдат будет плакать!
На дороге нас догнал дядя с черной бородой:
— A-а, вернулся живым, здоровым! Все ли дома в порядке, брат? Вышел на простор? Доброе дело, брат, доброе дело. Соскучился, верно? Очень хорошо, очень хорошо…
Папа хотел ему ответить, но дядя с черной бородой продолжал быстро говорить, держа папу за руку:
— Раз уж вышел на простор, почему, брат, не заглянул к нам, в огородную бригаду? Угостили бы арбузами. Да! Помидоры нынче дали бо-ольшой урожай! Вот нисколько не преувеличиваю: каждый помидор не меньше, чем пара здоровых кулаков!.. Приходи с детьми! Как они выросли, оказывается… Тьфу, тьфу, не сглазить бы… Тыквы, как бочонки, придется таскать на носилках. Приходи, брат, ладно?