Библиотека
Шрифт:
На этом месте сон оборвался сдавленным криком. Его же собственным криком. Оскар долго не мог понять, что именно его встревожило. Что? Ведь была какая-то причина?
Да, это был тот самый рыцарь. Теперь картинка показала еще один кусок – видимо, начальный. Но что в нем было необычного? Страшного? Как-то связанного с событиями пятилетней давности?
Он присел на край кровати и закурил, стряхивая пепел прямо на пол. Все равно ему не уснуть до рассвета. А с рассветом он начнет что-нибудь делать. Убираться, например. Почему бы не устроить сегодня генеральную
Почему не сделать что-то такое, что заставило бы хоть ненадолго забыть о том смутном чувстве тревоги, преследовавшем его последние дни?
Он курил и мысленно прокручивал в голове те удивительно ясные и четкие картины, которые видел во сне. Он был уверен, что никогда прежде в своей жизни не видел таких ярких и подробных снов. Хотя – может быть, и видел, но забывал сразу после пробуждения. Но сейчас… Сон не оставался сном, он плавно перетекал в реальность.
Он слышал глухое звяканье рыцарских доспехов, низкий гул копыт огромного жеребца, ощущал сладкий запах клевера и пряные ароматы трав, которым не знал названия. Он видел развевающиеся седые волосы Гильома Каля так же хорошо, как сейчас видит алый уголек сигареты.
Но был еще один знакомый образ. Пинт включил обратную перемотку пленки у себя в голове. Так. Вот рыцарь выезжает из леса на луг. Он стоит и ждет, и его боевой конь нетерпеливо прядает ушами. Нет, не то! Так. Из леса появляется Гильом Каль верхом на Красотке. Ну и что? Снова не то. Они болтают о разной ерунде… А может, это и не ерунда, как знать? Но не в разговоре дело.
"Что нас ждет впереди…". Пинт почувствовал, что эта фраза засела в его голове, как рыболовный крючок – в пальце. А что их ждет впереди? Рыцарь указывает на две одинаковых горы вдалеке, своими очертаниями напоминающие женские груди…
Да! Он вспомнил!
"– Правая грудь, – бросил Шериф, заметив, куда смотрит Пинт.
– Простите?
– Я говорю, этот холм называется Правой грудью. А тот, – он махнул рукой в противоположную сторону, туда, где скрытый домами, возвышался второй холм. – Левая.
– Еще одно красивое название?
– Ну да".
Это все было! Как ни трудно в это поверить, особенно сейчас, спустя пять лет, но он был в Горной Долине ДЕВЯТНАДЦАТОГО АВГУСТА. И видел два холма. Не горы, но холмы, удивительно похожие на женские груди.
Пожалуй, верхушки этих гор, видимые рыцарю из-за синего обреза дальнего леса, были в точности такими же, как холмы в Горной Долине.
Вот что его встревожило! Нечаянный визит в собственное прошлое. Этот сон про рыцаря, каким бы странным и фантастическим он ни казался, возвращал его к событиям, которые, впрочем, тоже иначе как странными и фантастическими не назовешь.
Вот она, разгадка! Точнее, до разгадки еще далеко.
Пинт нащупал в темноте пепельницу и с ожесточением задавил окурок. Он даже не почувствовал боли ожога.
Он решился. Первый раз за последние четыре года. Да, до того он делал это четыре года назад.
Оскар подошел к платяному шкафу. Громоздкий на вид, он был не слишком тяжелым. Во-первых, потому, что гардероб Пинта был весьма простым и скудным, а, во-вторых, потому, что большая часть его дожидалась стирки, валяясь в углу ванной комнаты.
Он присел и взялся за низ шкафа. Напрягся и сдвинул его в сторону. Подставка была полой внутри. В темноте он не увидел скопившуюся под шкафом пыль, но почувствовал, как она щекочет ему ноздри. Оскар громко чихнул. Потом еще раз.
Он пошарил рукой, чувствуя мягкую, как тополиный пух, пыль, и липкую сеточку паутины. Что за глупый паук? Неужели он рассчитывал, что туда залетят жирные вкусные мухи? Так, небось, и помер, бедолага, с голоду, ожидая лучших времен. (Он подумал про себя: а какого хрена я плету паутину там, куда не залетают мухи?).
Рука нащупала сверток в мягкой коже. Он взял сверток и перенес его на стол. Заранее зная, что сейчас произойдет, Пинт проверил занавески: они были плотно задернуты.
Пинт медленно, словно боялся обжечься, развязал тесемки, связывавшие кусок мягкой кожи. Комната озарилась зеленоватым свечением. Оно стало сильнее, когда Пинт открыл тетрадь.
На листе плотной бумаги копошились будто маленькие жучки. Они ползали туда-сюда, складываясь в большую цифру 2. Она напоминала плывущего по водной глади лебедя.
Жучки постоянно двигались, но цифра 2 не рассыпалась. Казалось, она тоже шевелилась и переливалась.
Пинт поспешно захлопнул тетрадь и завернул ее в кожу. Завязал тесемки и спрятал сверток обратно в немудреный тайник.
Он вернулся на кровать, унял дрожь в руках и снова закурил.
Два… Что это за двойка? Что она означает? Он не знал, что и подумать.
Он сидел на кровати и смотрел, как тьма за окном постепенно бледнеет, становится не такой густой и плотной. В половине пятого рассвело.
Пинт все так и сидел на кровати. Время для хозяйственных дел еще не наступило. Слышимость в старой "хрущевке" была такая, что Оскар мог разобрать слова песенки, которую мурлыкал себе под нос сосед слева, бреясь по утрам. Пинту не нужно было искать пульт телевизора, чтобы узнать, что идет по НТВ, – соседи справа отдавали предпочтение исключительно этому каналу. Он мог с точностью до секунды предсказать время наступления оргазма у молодой супружеской пары, живущей над ним. Ну, а сам он старался все делать тихо – лишь бы не докучать лишний раз Майе. Майя Токарева, очаровательная девушка девятнадцати лет, жила этажом ниже. Она рано лишилась родителей из-за какого-то болвана, севшего за руль своего "КАМАЗа", будучи смертельно пьяным. "Смертельно" – в этом слове слышалась горькая ирония.
Она собиралась поступать в университет. На филологический. Что ж, удачи тебе, Майя!
Пинт взъерошил волосы и тихонько пошел на кухню, чтобы поставить чайник. От множества выкуренных сигарет было горько во рту и щипало язык.
В шесть утра еще одна заядлая курильщица, математическая дива Марина Дроздова, надела спортивный костюм и кроссовки и вышла на пробежку. Она думала, что регулярные физические упражнения помогут ей преодолеть пагубное влечение к табаку.
В общежитие она не вернулась. И, если бы в шесть часов восемнадцать минут утра Оскар Пинт открыл тетрадь, он бы увидел, как "двойка" постепенно превращается в "тройку". Но все равно бы ничего не понял.