Библиотекарь
Шрифт:
Взвыли собаки.
В дом, широко распахнув дверь, вбежал запыхавшийся Гаршенин:
– Ребята, тревога! – выдохнул он. – У нас гости!
Мы гурьбой бросились к длинному стеллажу, где были разложены доспехи. В круглых гнездах невысокой подставки стояли пики, цеп Анны Возгляковой и боевая коса Гаршенина.
– Что за люди? – быстро спросил я, надевая через голову тяжелый панцирь. Книга Памяти сразу перекочевала в стальной футляр.
– А пес его знает, Алексей Владимирович, – ответил Гаршенин, берясь за обитое железными полосами
– Всего пять? – Марат Андреевич опоясался шашкой. – Не густо.
– Вооружены?
– Вроде нет. По крайней мере, в руках ничего такого не держат… У одного моток кабеля…
– Ремонтники?
– Разве поймешь? – с досадой сказал Гаршенин. – На них не написано. Вряд ли ремонтники. В лучшем случае – ворье, что провода на продажу режет.
– А в худшем случае – лазутчики Совета, – продолжил Игорь Валерьевич, привычно заворачивая в газету штык. – Во что они одеты?
– Обычно, по погоде. Телогрейки, сапоги кирзовые. Типичный колхоз.
– Очень подозрительно, – покачал головой Тимофей Степанович. – Ни топоров, ни лопат. Как пить дать – под одежкой ножики припрятали.
– Откуда они появились? – продолжал я расспрашивать Гаршенина.
– По дороге вышли…
– Вас с Дзюбой заметили?
– Не знаю…
– А где Дзюба?
– Остался возле ворот.
– Закрыть надо! – воскликнул Луцис.
– А зачем? – Анна вытащила из подставки боевой цеп покойной матери. – Пускай заходят. Поговорим, выясним, что им нужно…
Николай Тарасович взял с полки молот:
– Если это случайный народ, не хотелось бы их сразу пугать. А то разнесут потом молву…
Сухарев подумал и снял обшитый солдатскими пряжками бехтерец:
– Действительно, чего заранее шухер поднимать…
– Не дури, – строго сказал Кручина, – лучше накинь что-нибудь сверху. И кистень возьми. Береженого Бог бережет…
Вырин, тоже скинувший свою куртку, снова надел ее, а сверху набросил перевязь с саперными лопатками.
Гурьбой мы вывалили во двор. Возле прикрытых на одну створку ворот стоял Дзюба с кайлом на плече. Он успокаивающе помахал нам рукой.
Я смотрел на приближающихся к сельсовету людей. Они уже заметили нас и чуть сбавили ход. Гости действительно казались типичными деревенскими жителями. Они уверенно зашли во двор и сняли картузы. Впереди в длинном, почти до земли, брезентовом дождевике шагал их старшой – худощавый мужик, на вид ему было лет сорок, светлые соломенные волосы, брови и усы выгорели до седины.
– Доброго всем здоровьица, – он плутовато сощурился. – А мы тут, знаете, не первый год ходим, давненько здесь не жили, а теперь, значит, живут… – старшой вздрогнул и обернулся на стук – Дзюба закрыл вторую половину ворот, вместо засова он использовал тяжелый оглоблинский крест.
Действие произвело на гостей явно неблагоприятное впечатление. Они вдруг стали переминаться и тревожно зыркать по сторонам.
Белобрысый
– Ух ты, а что же это вы на крест запираетесь? Наверное, серьезные люди. А вы, часом, не баптисты? Нет?
К воротам подтянулись Тимофей Степанович, Сухарев, Таня и Возгляковы. У ног Вероники уселась, утробно рыкая, Найда. С боков пришельцев зажали Гаршенин, Озеров, Вырин и Луцис. Я стоял в окружении Иевлева, Кручины и Дежнева. Думаю, мы производили грозное впечатление.
– Нет, мы не баптисты, – сказал я.
– А-а-а, – вроде облегченно потянул старшой. – Это хорошо… Хотя нам, по большому счету, все равно. Какая разница, кто – лишь бы человек хороший был. Правильно говорю?…
Он вдохновился сказанным и еще с полминуты разглагольствовал о хороших людях, но я уже поймал его алчный взгляд, скользнувший из-под белесых ресниц по шкатулке с Книгой, что висела у меня на груди. От нехорошего предчувствия в животе подобрались кишки. Я чуть толкнул локтем стоящего рядом Марата Андреевича. Он повернулся ко мне, и произнес неподвижным ртом: «Вижу…»
– Ну, а вы кто? – спросил я белобрысого. – С чем пожаловали?
– Это… Мы – строительный подряд. Вам ничего не нужно починить?
– Пока сами справляемся…
– Ясненько… А то бы мы помогли… И недорого…
– А вот такой вопрос, – сказал я. – Вы дорогу завалили?
– Дорогу? Не, это не мы…
– Ну и чего врать?! – взял я пришельца на испуг. – Мы же сами видели!
– Да? – удивился тот. – Хотя да, точно, мы, – он развел руками. – Лесничество требует… Деревья больные… Я просто не сразу сообразил, про какую дорогу вы говорите.
– И чего вы все побросали? Теперь же не проехать…
– Ну, убирать не наше дело. Нам только срубить приказывали… – старшой оглянулся на ворота. – А вот еще, – он нагловато осклабился. – Вы самогонкой не богаты?
– Не богаты.
– Мы же не бесплатно просим. Отработали бы. Вы не стесняйтесь, подумайте. Мы, в принципе, и за харчи поработать можем, да, хлопцы?
– Так есть хочется, что и переночевать негде… – насмешливо проскрипел Тимофей Степанович.
Найда вдруг кинулась косматыми лапами на частокол и яростно взвыла. Я заметил, как подобрался белобрысый и его спутники.
– Ну, мы пойдем, раз вам ничего не нужно. Откройте, пожалуйста, ворота…
Мы посмотрели на Дзюбу. Если бы он попытался вытащить крест-засов, это бы означало, что он заодно с чужаками. Я видел, Сухарев уже приготовил для удара свою цепь. Дзюба, впрочем, никак не отреагировал на просьбу, даже не шелохнулся, только насупленные брови сошлись на переносице, а пальцы крепче сжали кайло.
– Слушайте, мужики, в натуре, – громко сказал белобрысый, – нам идти нужно!
Тут над бревнами показались головы и туловища врагов. Но не успел первый еще перекинуть ногу через частокол, как напоролся на клинок горшениской косы. Дзюба с хрустом всадил кайло в бок ближайшего противника.