Библиотекарша
Шрифт:
Книга-размышление о литературе и о внутреннем мире женщин, чье детство пришлось на годы перестройки и «дикие 90-е», написана по замыслу моей лучшей подруги Надежды.
… С чего б я это? Но, мой милый друг,
Неужто Вы заметить не сумели,
Что мне осточертел Мариенбург,
Где я торчу четвёртую неделю?
Здесь всюду притаилась старина,
Угрюмая, давящая, чужая,
Она томит, грозит бедой она,
Враждебным строем душу окружая…
/С. Наровчатов. «Письмо из Мариенбурга»,
Часть 1.
Мариенбург. Гатчина.
Стрелка круглых стенных часов, звонко щелкнув, перепрыгнула на следующее деление. Ходики пробили восемь раз в тишине читального зала.
Лиля, потянувшись, поднялась из-за стола. Вечер выдался тихим, только двое школьников пришли, чтобы взять книги, заданные на лето.
Отодвинув ажурный тюль на окне, Лиля проверила задвижки, закрыла форточку, выключила обогреватель и потрогала землю под холеными фикусами и пышной геранью в пузатых горшках. "Завтра надо будет полить. А для комнатной розы нужна подкормка. Или ей не нравится сквозняк? Надо будет переставить ее подальше от форточки!".
Лиля обошла библиотеку, проверила все электроприборы и краны, погасила свет.
Майские вечера были уже очень светлыми, и фонари на улице горели тускло и ненужно.
Завтра будет четверг, потом - пятница; выходной день. В субботу и воскресенье на работу выходила вторая библиотекарша, пенсионерка Елена Владимировна, которая в будни подрабатывала вязанием на заказ.
Лиля шла по затихшей улице, думая о том, то уже можно будет покрасить забор и починить задвижку на калитке и еще за три свободных дня она успеет дочитать сборник "Рыбаки уходят в море".
"Дикси" был еще открыт, и Лиля загрузила полную тележку, чтобы запастись продуктами на следующие две недели до аванса. Знакомая кассирша поздоровалась с ней и спросила, пришел ли новый журнал для огородников.
– Да, завтра выставлю.
– Отлично, перед сменой заскочу. Там должны быть советы по уходу за голландской картошкой. Может, наконец-то вырастет что-то путное, а не мелюзга!
Мобильник в сумке разразился звоном, когда Лиля, поставив пузатые пакеты на тротуар, разминала затекшие пальцы.
Конечно, это была Вероника. Она всегда ухитрялась позвонить именно тогда, когда Лиля тащила набитые пакеты, приколачивала дощечку в заборе или следила за молоком на огне. "Везет же мне!" - смеялась она.
Ника сообщила, что утром вернулась из Петрозаводска, пишет материал о классной руководительнице, которая игнорировала назревающий в классе конфликт, пока дело не дошло до попытки самоубийства одной из учениц. В пятницу Ника сдаст 400 строк ответственному секретарю, и в субботу приедет в Мариенбург утренней электричкой.
– Ситуация совсем как в "Чучеле", - сказала Ника, - за тридцать с лишним лет ничего не изменилось, только вместо "Старинных часов" звуковым фоном служит песенка про лабутены. Я от нее совсем в Карелии одурела... Девочка-изгой, уроды-одноклассники и учительница-пофигистка, занятая только своими отношениями с бойфрендом. Все по Железникову, с поправкой на технологии XXI века!
– "Дома новы, но предрассудки стары", - Лиле пришлось повысить голос: мимо прошумел автобус из Гатчины. Высокий, белоснежный, сверкающий, здесь он выглядел, как космический корбль.
Возвращающиеся из бывшего Паульуста петербургские туристы дремали; листали журналы; смотрели в смартфоны. Только два-три человека бросили скучающий взгляд в окно, когда ветка цветущего миндаля хлестнула по стеклу, осыпав тротуар белыми, как снег, лепестками. Вечером автобусы из Гатчины не останавливались в Мариенбурге. Вечером все спешили вернуться в Петербург с его гулкими гранитными набережными, серебристой Невой, неспящими проспектами, круглосуточными кофейнями и расторопным метро. Никому не были интересны розовые майские вечера в Мариенбурге, легкие ажурные силуэты деревянных домов и пахнущая миндальным цветом тишина.
– Ну, это все лирика, - резко перебила ее Вероника, - а я три дня работала, разгребая эту грязь, и наелась ею по самые ноздри. До сих пор тошнит. Я постараюсь еще раз донести до читателей мысль: если делать вид, что проблемы нет, она не разрешится. И если ты работаешь с детьми, это как на войне: нормированного рабочего дня не существует, нужно всегда быть начеку и чувствовать проводок под ногами...
– Думаешь, что работа в школе сродни ходьбе по минному полю?
– Лиля перехватила пакеты одной рукой. В конце улицы к платформе подошла электричка.
– Я не думаю, так и есть. И, если педагог способен только отбарабанить материал по методичке и, выходя с работы, тут же на все забить до завтра, педагог из него хуже, чем из меня - домохозяйка!
– Да ты дома через неделю на стенку полезешь от скуки!
– рассмеялась Лиля, сворачивая на улицу Рошаля.
– Хочешь сказать, что учитель должен быть на своем посту двадцать четыре на семь?
– Да, "мы в ответе за тех, кого приручили", и за тех, кого учим. И если педагог учит только математике, географии или физкультуре и не помогает детям справляться с житейскими проблемами, переживать трудности, правильно строить отношения и быть людьми, а не бесплатным приложением к штативу для селфи и инстаграму - пусть лучше идет селедкой торговать! Дрянная история, Лиля, ты не представляешь. Но от того, что я напишу материал, а по телевизору покажут парочку ток-шоу, вряд ли что-то изменится. Люди прочтут газету по дороге в метро, если смогут сесть; посмотрят передачу, ужаснутся и забудут об этом еще до начала вечерних новостей, забудут об истории, которая стоила девочке здоровья и поломала ей будущее, а учительницу вместо ЗАГСа привела под следствие.
– Ты думаешь, что забудут?
– Если это произошло через 30 с лишним лет после "Чучела", - припечатала Ника, - значит, люди уже неисправимы!
После апрельских дождей во дворике все пошло в рост, и к крыльцу Лиля шла, как через джунгли. В этот маленький домик с резными наличниками, расписными ставнями и скрипучим крыльцом она переехала полгода назад. Домик Лиле достался по завещанию от бабушки. До этого Лиля жила на четвертом этаже "хрущевки" с видом на заводские корпуса, и даже евроокна не спасали от шума и грохота.