Бич Божий
Шрифт:
– Я не могу стать женой предателя, – печально вздохнула Плацидия.
– Но у Аэция нет доказательств, – осторожно заметил Валериан. – Не исключено, что он возводит напраслину на сиятельного Бонифация.
– Один из этих двух мужчин – лжец. Кто именно, я не знаю. Возможно, знаешь ты, Валериан?
– Я не берусь судить, божественная Плацидия, – развел руками магистр двора.
– В таком случае пусть их рассудит Римский Сенат и накажет виновного, – спокойно сказала Плацидия. – Я приму любое решение сенаторов.
Валериан даже крякнул от восхищения. Жест Плацидии можно расценить как доверие Сенату, но на самом деле она просто переложила на них ответственность за возможную гражданскую
Письмо сиятельного Аэция, зачитанное вслух магистром Валерианом в стенах Римского Сената, вызвало ропот облаченных в тоги патрикиев. А намерение императрицы передать разрешение спора между двумя префектами высокому собранию и вовсе повергло сенаторов в изумление. Хотя, с другой стороны, кто же еще в Риме мог бы разобраться в столь запутанном деле? Об этом прямо сказал возмущенным сенаторам магистр Валериан. Он же потребовал от Сената наказания виновного. От такой перспективы почтенные мужи буквально онемели, и в огромном зале не нашлось человека, способного внятно и убедительно возразить хитроумному магистру. Валериан уже спустился с трибуны, а сенаторы все еще переглядывались и разводили руками. Старейший член высокого собрания Сальзула прервал наконец затянувшееся молчание и предложил вызвать Аэция в Рим. Пусть префект Галлии объяснит свою позицию Римскому Сенату.
– Аэций гнусный изменник и клеветник! – вскочил со скамьи Рутилий. – Разве тебе, сенатор, мало слова, данного сиятельным Бонифацием?!
– Мало, – буркнул старый Сальзула, – я хочу послушать Аэция. Мы не можем приговорить человека к смерти или изгнанию, не выслушав его оправданий.
– Это разумно, – неожиданно поддержал седовласого старца сенатор Цимессор, чем поверг в изумление своего старого друга Рутилия Намициана.
– А если префект Аэций не откликнется на наш зов?
– В этом случае его вину можно будет считать доказанной, – торжественно произнес Цимессор. – И Римский Сенат сумеет покарать изменника.
– Принято, – торжественно объявил Сальзула.
Рутилий потребовал от Цимессора объяснений, но произошло это уже за стенами Сената, в роскошном палаццо, доставшемся родовитому сенатору от предков. Причем Рутилий так разгорячился от пережитого потрясения и выпитого вина, что едва не обвинил своего старого друга в измене. К счастью, у него все-таки хватило разума не произносить роковые слова. Кроме Рутилия и Цимессора за накрытым столом сидели префект Африки Бонифаций, магистр пехоты Пасцентий и высокородный Авит, совсем недавно ставший милостью императрицы Плацидии комитом императорских агентов. Все пятеро были горячими сторонниками сиятельного Бонифация, которому до ранга «божественного» оставалось сделать всего-то пару шагов. На его стороне были и Сенат, и Церковь, и римский народ.
– Аэций не приедет в Рим! – выкрикнул Рутилий. – Он же не глупец, чтобы совать голову в пасть льва.
– Именно на это я и рассчитываю, сенатор, – мягко улыбнулся гостю хозяин. – Мы пошлем к префекту Аэцию комита Авита с повелением Римского Сената прибыть в Рим. Если Аэций откажется это сделать, мы покараем его руками сиятельного Бонифация. Под началом у префекта двадцать африканских легионов, магистр Пасцентий добавит к ним десять своих. Магистр конницы Петроний обещал нам поддержку клибонариев. У Аэция под началом всего десять легионов, и вряд ли он рискнет выступить против нас.
– А если он обратится за помощью к готам? – нахмурился магистр пехоты Пасцентий, холеный мужчина средних лет, недавно примкнувший к заговорщикам. Пасцентий ревниво относился к Бонифацию, это знали все, но соперничать с префектом Африки он не мог, во-первых, потому что был византийцем, во-вторых, потому что был женат, и в-третьих, его родовитость вызывала большие сомнения.
– Я уже отправил своих посланцев к рексу Тудору, – сказал Цимессор, – чтобы напомнить ему о договоре, который он заключил с Великим Римом.
– И он внял твоему напоминанию? – насмешливо спросил Пасцентий.
– Я хорошо знаю, магистр, цену слову, данному варваром, – не остался в долгу Цимессор. – А потому принял меры.
– Иными словами – заплатил? – прямо спросил магистр пехоты.
– Пусть будет так, – не стал спорить сенатор. – Рим должен, наконец, обрести императора, достойного его былого величия. И ради достижения этой цели я не пожалею средств. Мы не можем далее зависеть от прихотей вздорной женщины и ее сына, развращенного колдуньей. Христианская Церковь обращается к нам с призывом пресечь ересь в самом сердце империи, и мы не вправе далее молчать.
Сторонники Бонифация, собравшиеся в этот вечер за столом, очень хорошо понимали, зачем Плацидии потребовалось натравливать Римский Сенат и бывшего префекта Африки на префекта Галлии. Гражданская война должна была ослабить обе стороны конфликта, но в этот раз хитроумная дочь Феодосия Великого явно просчиталась. Римские патрикии не пожалеют ни сил, ни средств, дабы утвердить закон и порядок на своей земле и спасти империю. Последние слова сенатора Цимессора были встречены гулом одобрения всех присутствующих. Хозяин, польщенный одобрением сиятельных гостей, повернулся к комиту схолы императорских агентов:
– Готов ли ты, высокородный Авит, выполнить поручение Римского Сената?
– Готов, – торжественно произнес новоиспеченный комит и поднял над головой серебряный кубок: – За здоровье божественного Бонифация. За ваше здоровье, благородные патрикии.
Южная Галлия потихоньку оправлялась от ран, нанесенных ей нашествием готов и вандалов. Высокородный Авит, проделавший весь путь до Арля верхом, убедился в этом собственными глазами. Сиятельный Аэций, надо признать, оказался даровитым администратором. Он сумел не только поладить с местными землевладельцами, но и договорился с варварами. Набеги воинственных франков на Галлию практически прекратились. Что, конечно же, пошло на пользу не только местной, галло-римской по своему составу, аристократии, но и торговцам. Приток зерна из Галлии в Италию в последние годы увеличился значительно, что позволило компенсировать потери, вызванные утратой африканских провинций. Высокородный Авит очень опасался, что гражданская война между сторонниками Аэция и Бонифация разорит Галлию и тем нанесет последний, смертельный удар слабеющей империи.
Аэций уже знал о решении Римского Сената, что, впрочем, неудивительно: у этого далеко не глупого человека везде были свои агенты. В том числе и в ближайшем окружении Плацидии. Префект лишь пробежал глазами пергамент, врученный ему Авитом, и жестом пригласил гостя садиться. Дворец, построенный еще сиятельным Саром, был, пожалуй, самым большим и самым красивым зданием в Арле, но все же он уступал и размерами и роскошью римским палаццо. Впрочем, префект Аэций, по слухам, был сказочно богат, и этот дом не был его единственной собственностью. Он владел многочисленными поместьями не только в Галлии, но и в Венетии, и Апулии, и даже в Норике. Этот рослый, широкоплечий человек с внешностью скорее варвара, чем римлянина мог набрать на свои средства десятка два легионов и бросить их на обезумевший Рим.