Бич Божий
Шрифт:
– Это уже неважно, – усмехнулся префект. – Аттила отводит свои войска за Рейн.
– Выходит, война закончилась? – спросил Авит.
– Боюсь, она только начинается, – вздохнул Аэций. – Каган еще слишком силен, чтобы вот так просто отказаться от своих замыслов.
Глава 8 Месть венедских богов
Смерть Галлы Плацидии практически совпала с вестью о новом вторжении гуннов, оттого похороны императрицы прошли скомкано, а выражение показной скорби по поводу ее преждевременной кончины очень быстро перешло в искренний плач по поводу разоренной Аттилой Аквилеи. Ни у кого уже не было сомнений, что в этот раз каган нацелился на Медиолан и Рим. Божественный Валентиниан не проявил доблести и поспешно покинул свою столицу, укрывшись в неприступной Ровене. Префект Италии Аэций не смог собрать достаточных сил для отражения нового натиска гуннов и вынужден был отступить к Риму, имея под своим началом не более двадцати пяти легионов. Аттила, похоже, учел горький опыт прежнего вторжения и сумел договориться с готами рекса Турисмунда. Турисмунд выступил одновременно с гуннами, вышел к верховьям реки Роны и тем самым отвлек на себя силы франков князя Меровоя, последнего римского союзника. В создавшейся ситуации давать решительное сражение армии Аттилы, превосходящей римлян числом более чем вчетверо, было бы верхом безумия.
– Возможно, мне удастся отстоять Рим, – сказал высокородному Авиту Аэций, – но только если случится чудо.
– Я бы попробовал договориться с Турисмундом, – предложил комит агентов.
– Нет, – покачал головой Аэций. – Договориться с верховным правителем готов не удастся. Аттила обещал ему Галлию вплоть до Роны, и Турисмунд не отступится от слова, данного кагану.
– Но брату Турисмунда рексу Тудору Аттила ничего не обещал, – прищурился на Аэция Авит.
– Ты читаешь мои мысли, комит, – усмехнулся префект. – Тебе придется отправиться в Толозу. Денег не жалей. Покупай всех, кто продается. И помни, ты спасаешь не меня, не божественного Валентиниана, ты спасаешь Рим.
Главным в нынешней ситуации было выиграть время и запастись продовольствием для долгой осады. Вопрос времени решался в Медиолане, который оборонял дукс Ратмир с десятью тысячами легионеров. А продовольствие могли дать только вандалы. Именно поэтому Аэций, проводив комита Авита, направился к высокородному Туррибию. Город, не засыпающий даже по ночам, гудел как потревоженный улей. Рим не забыл нашествие готов, случившееся сорок лет назад. Еще живы были те, кто собственными глазами видел гордых рексов Валию и Аталава, посланцев древних богов, решивших отомстить Вечному Городу за святотатство. Но готы – это не гунны. Гунны, по слухам, не щадят ни старых ни малых. Участь Аквилеи, сожженной дотла, повергала римлян в ужас. И многие из них, собираясь по вечерам в портиках и садах Рима, вслух проклинали божественного Валентиниана, бросившего город на произвол судьбы. Иные, те, что постарше годами, находили большое сходство между гулякой Валентинианом и его дядей Гонорием, известным куроводом и никудышным полководцем и правителем. Все свои надежды римляне связывали с сиятельным Аэцием, уже однажды разгромившим Аттилу в Галлии. Префект не спрятался в Ровене, а прибыл в Рим во главе легионов с твердым намерением не отдать город врагу.
Высокородный Туррибий то ли намеренно, то ли случайно купил палаццо, принадлежавшее когда-то комиту Федустию. Достался ему этот дом, пользовавшейся в Риме дурной славой, за смешную цену, о которой в приличной компании даже говорить было неловко. По слухам, палаццо Федустия было построено на месте этрусского капища, что и предопределило печальную судьбу его прежних хозяев. В подвале именно этого дома вершились жуткие мистерии, грозившие Вечному Городу страшными бедами, но в конце концов спасшие его благодаря самоотверженности римских матрон, сумевших утолить огонь страсти посланцев чужих богов. Туррибий как раз пересказывал эту любопытную историю своим гостям, матроне Стефании и сенатору Паладию, сбежавшим из осажденного гуннами Медиолана, когда слуга доложил о приходе префекта Аэция. Безумный сенатор даже крякнул от огорчения при виде гостя, прервавшего своим появлением столь интересный рассказ.
– Успеешь еще дослушать, – прикрикнула на расходившегося мужа Стефания и, подхватив под руку, увела его прочь.
– Пророчествует? – усмехнулся Аэций вслед безумному сенатору.
– Паладий предсказал, что Аттила умрет христианином, – развел руками Туррибий. – Как тебе это понравится?
– Мне все равно, как он умрет, – криво усмехнулся префект. – Лишь бы умер.
Хозяин широким жестом пригласил гостя садиться. Туррибию уже перевалило за шестьдесят, но он по-прежнему был строен как юноша. Судьба посмеялась над комитом агентов божественного Гонория, но он в свою очередь отплатил ей той же монетой. Вечный изгнанник вернулся наконец в родной город, да вот беда – Рим готов был рухнуть на его голову, превратившись в величественный мавзолей.
– Я думал, что вернулся домой, – горько усмехнулся Туррибий, – а оказалось, что обрел могилу.
– Надеюсь, Гусирекс не оставит нас в беде? – сразу же перешел к делу префект.
– Сто галер, груженных хлебом, уже вошли в устье Тибра. Еще триста на подходе. Князь Верен держит слово. Рим теперь способен выдержать осаду по меньшей мере год.
– Вечный Город слишком велик даже для гуннов, – задумчиво проговорил Аэций. – Если Рим сам не откроет перед каганом ворота, то силой Аттиле его, пожалуй, не взять.
– Я разговаривал с епископом Львом, – осторожно начал Туррибий. – Он полагает, что брак Аттилы с Гонорией станет спасением для Рима.
– А о крещении кагана он тебе ничего не говорил? – криво усмехнулся префект.
– Увы, – вздохнул Туррибий. – Не только Лев, но и все святые отцы настолько напуганы нашествием гуннов, что готовы договориться с Аттилой на любых условиях, лишь бы он только пощадил христианские храмы.
– И он их пощадил, – небрежно бросил Аэций. – В Аквилеи разрушены почти все дворцы и даже лачуги бедняков. А храмы стоят нетронутыми. То же самое произошло в Вероне.
– Ярманом Аттиле стать не удалось, – припомнил Туррибий условие, выставленное божественным Валентинианом, – значит, остается одно – стать христианином. Думаешь, он пойдет на это?
– Думаю, пойдет, если мы не оставим ему другого выхода, – кивнул Аэций. – Мне нужна женщина, Туррибий. Ведунья Лады, перед красотой которой не может устоять ни один мужчина. В том числе и каган.
– А знатность рода?
– Знатность рода мы ей обеспечим, – усмехнулся префект.
– Девственница?
– Да. Мы отправим ее в Медиолан, к благородной матроне Пульхерии. Город падет рано или поздно, и тогда…
– Можешь не продолжать, сиятельный Аэций, – кивнул головой Туррибий. – Я тебя понял.
– Главное, чтобы она смогла нанести верный и точный удар, – холодно сказал префект. – Удар, который спасет Рим.
Княжич Сар одним из первых ворвался в Медиолан через брешь, проделанную стенобитными машинами. Легионеры еще сопротивлялись на улицах, но участь столицы империи была решена. Гунны потеряли под стенами Медиолана четыре месяца и почти двадцать тысяч отборных воинов. Именно поэтому каган Аттила отдал приказ не щадить никого. Что же касается княжича Сара, то он не собирался размениваться по пустякам, его в этом городе интересовал только один человек – дукс Ратмир. Ратмир возглавлял оборону Медиолана, и именно поэтому каган приказал схватить его и посадить на кол. А у Сара к Ратмиру был свой счет. Дукс, прикинувшись свевом, заманил в смертельную ловушку его отца, он же убил в битве на Каталунских полях его старшего брата Ладислава. Сар горел жаждой мести и очень надеялся, что венедские боги помогут ему свести счеты с мерзавцем, которому не должно найтись места ни на небе, ни на земле. Вий заждался дукса Ратмира в подземном царстве, а навья рать с восторгом примет нового упыря в свои ряды.
– Не торопись, – остерег Сара антрус Басога, ловя на свой щит стрелу, предназначенную для княжича.
Стреляли из окна ближайшего дворца, где засели отступившие легионеры. Улица была завалена трупами, и передвигаться по ней даже на коне было не так-то просто. Конь испуганно фыркал и неохотно ступал копытами по лужам крови.
– Чей это дом? – спросил Сар у медиоланца, схваченного в ближайшей подворотне.
– Это палаццо принадлежит высокородной Пульхерии, матери дукса Ратмира, – испуганно пролепетал несчастный.