Бич Божий
Шрифт:
Клибонарии Ратмира и франки юного Ладорекса, сына князя Меровоя, скрытно выдвинулись к подножью холма, используя темноту и густые заросли. Взлететь на крутой холм в полный конский мах было весьма затруднительно. Гепиды наверняка услышали бы топот и приняли меры, чтобы встретить неприятеля во всеоружии. Именно поэтому дукс Ратмир предложил проделать значительную часть пути пешком, ведя коней в поводу, чтобы у самой вершины сесть в седла. Ладорекс, которому не исполнилось еще и двадцати, не стал спорить с опытным человеком и приказал антрусам спешиться. Всего в ночной атаке на гепидов участвовало более десяти тысяч человек. Но в первой волне, которой предстояло зацепиться за вершину холма, – не более пятисот. Все сложилось даже более удачно, чем предполагал Ратмир. Гепидов слепили костры, которые они развели в своем стане, а потому появление всадников из ночи повергло их в ужас. Ратмир и Ладорекс сразу же бросили своих людей на роскошные шатры в самом центре стана, справедливо полагая, что именно там расположились вожди. Возможно, даже сам князь Родован, с которым дукс мечтал встретиться лицом к лицу. Увы, гепиды опомнились раньше, чем клибонарии успели добраться до шатров. Ратмир глазом не успел моргнуть, как его окружили конные и пешие враги. Пришлось дуксу пустить в ход меч, дабы спасти свою жизнь, повисшую на волоске. Родована он увидел в самый разгар злой сечи. Князь гепидов послал своего коня через костер и едва не снес голову своему старому знакомцу.
– Ратмир! – опознал Родован смертельного врага.
– Рад тебя видеть, князь, – не остался в долгу дукс и обрушил свой меч на голову другого настойчивого варвара, едва не оборвавшего его жизнь. Варвар покачнулся и повалился на шею собственного коня.
– Ладислав! – в ужасе крикнул юноша в красном плаще, показавшийся Ратмиру смутно знакомым.
Увы, до князя Родована дукс добраться так и не смог. Помешали клибонарии и антрусы второй волны, захлестнувшие вершину холма. Гепиды не выдержали нового удара и дружно хлынули вниз на равнину. Преследовать их Ратмир не стал. В сгустившейся перед рассветом темноте можно было запросто поломать либо ноги коням, либо себе шеи.
– Ты убил моего брата, – услышал вдруг дукс сдавленный голос за спиной и резко обернулся.
Глаза Ладорекса горели ненавистью, а длинные пальцы крепко сжимали рукоять тяжелого франкского меча. Ратмир наконец вспомнил, где он видел юношу в красном плаще, так огорчившегося гибели настойчивого варвара. Это был Сар, младший сын Кладовоя.
– Мне очень жаль, княжич, – вздохнул Ратмир. – Но на войне нет братьев, а есть только союзники и враги. Ладислав сын Кладовоя сражался как мужчина и пал как воин. Мир его праху. А мы с тобой дожили до рассвета. Но доживем ли до ночи – не знаю. Спрячь меч, Ладорекс, сейчас не время сводить счеты.
Ранним утром конные гунны атаковали аланов рекса Сангибана. Ратмир, наблюдавший за этой атакой с холма, ужаснулся численности наступающего врага. Аланы тоже разогнали скакунов навстречу вражеской коннице. С правого фланга их поддержали конные готы рекса Тудора, с левого – франки Меровоя. Пехотинцы, выстроившиеся в гигантскую фалангу за их спинами, ждали своего часа. Первая гуннская волна не смогла прорвать ряды союзной кавалерии, но на помощь ей уже катила волна вторая, еще более мощная. Основной удар ее пришелся не по центру, а по правому флангу, где располагались готы. В рядах готов произошло замешательство. Ратмир увидел, как две тысячи конных готов, прикрывавших пешую фалангу, ринулись на помощь своим. А вел этих отборных всадников сам рекс Тудор. Ратмир опознал его по римскому шлему с султаном, подаренному префектом Аэцием верховному вождю накануне битвы.
– Гепиды! – крикнул вдруг Ладорекс, вскидывая руку.
Гепиды князя Родована, сбитые клибонариями и антрусами этой ночью с холма, сумели перегруппироваться и занять удобное место на противоположном фланге гуннского войска. Именно они сейчас стремительно атаковали дружину рекса Тудора, не дав ей соединиться со своими. Удар князя Родована был неожиданным, а потому успешным. Десять тысяч конных гепидов и франков смешали ряды готов. Ратмир потерял из виду рекса Тудора и почти не сомневался, что он либо убит, либо ранен. Гунны сполна воспользовались растерянностью своих врагов и, прорвав их ряды, ударили по пешей фаланге. В образовавшийся между готами и аланами разрыв ринулась гуннская пехота, почти сплошь состоящая из остготов и венедов, умеющих биться в плотном строю. Гунны шли тупым клином прямо на римских легионеров с целью расчленить фалангу на две части и сделать ее легкой добычей конницы. Франки Меровоя попытались исправить ситуацию, усилив натиск слева. Длинноволосый князь бросил против гуннов не только антрусов, но и пехоту. Рассчитывая, видимо, на поддержку клибонариев Ратмира, которые должны были защитить от удара гуннов ничем не прикрытый фланг франков. Каган Аттила, надо отдать ему должное, не оставил без внимания маневр князя Меровоя и бросил на франков пять тысяч своих гвардейцев, почти сплошь состоящих из угров на удивительно сильных и резвых конях.
– Пора! – провозгласил Ладорекс, обнажая меч.
– Самое время, – согласился с ним Ратмир и первым ринулся вниз с холма.
Удар клибонариев и антрусов явился полной неожиданностью для гвардейцев, почти вдвое уступающих числом атакующему врагу. Катившиеся с горы всадники в тяжелых доспехах частью втоптали угров в землю, частью отбросили под копыта аланских коней. Ратмир сломал меч в первой же сшибке и теперь орудовал тяжелой секирой, прорубая широкую просеку в гуннских рядах. Франк Ладорекс, в окружении верных антрусов, рубился чуть поодаль, показывая хорошую выучку и незаурядную храбрость. Ратмир почему-то позавидовал Меровою, родившему столь отважного сына. Сам дукс жениться так и не успел, а теперь, видимо, уже поздно. Гуннов кругом становилось все больше и больше. Видимо, Аттила бросал в бой свои последние резервы. И в какой-то миг Ратмиру показалось, что ему уже не выбраться из этого жуткого месива конских туш и окровавленных человеческих тел. С него сбили шлем. Щит раскололся в его руке от чудовищного удара чужого меча, но он продолжал отбиваться от сыпавшихся со всех сторон ударов и сам с чудовищных рыком вгонял лезвие своей секиры в чужую плоть. Он потерял из виду Ладорекса и его антрусов. Кругом были только гунны. Ратмир взревел раненым медведем и бросил своего коня навстречу смерти.
Префект Аэций наблюдал за битвой с небольшой возвышенности и про себя отметил, что удар клибонариев дукса Ратмира по уграм пришелся как нельзя кстати. Он позволил франкам оттеснить гуннскую кавалерию и обрушиться фалангой на атакующую пехоту Аттилы. Тупой клин, уже разорвавший на две части римские легионы, вынужден был сначала замедлить продвижение, а потом и вовсе остановиться, дабы развернутся лицом к врагу. Легионеры сполна воспользовались передышкой и закрыли телами зияющую в их рядах брешь. Что позволило Аэцию направить резерв на помощь готской пехоте, изнемогающей под натиском гепидов. Префект уже знал о гибели Тудора, но очень надеялся, что сыну убитого рекса Турисмунду удастся удержать своих людей от бегства. Помощь пяти тысяч клибонариев пришлась готам как нельзя кстати. Фаланга, выгнувшаяся было дугой, приняла свой прежний вид. Гуннские пехотинцы стали медленно пятиться назад, под защиту своей конницы. Отступали они в полном порядке, но все-таки отступали. Гепиды князя Родована осаживали коней. Похоже, атакующий порыв гуннов иссяк, и самое время было вводить в битву свежие силы. Увы, таковых под началом у Аэция не оказалось. Римская фаланга двинулась было вперед, но тут же остановилась на виду у гуннской конницы. Для решительного броска легионерам не хватало сил, и они просто ощетинились копьями в сторону врага, давая возможность аланам, принявшим на себя основной удар и истребленным наполовину, укрыться за их спинами для передышки. Аттила попытался бросить на фалангу конницу, но атака получилась вялой, и легионеры отразили ее без труда. Сквозь ряды отступающих конных гуннов каким-то чудом прорвались клибонарии дукса Ратмира и антрусы Ладорекса. Причем и дукс и княжич были живы, чем повергли Аэция в изумление. Ибо префект считал, что шансов уцелеть в гуннском море у них просто не было. Однако сын матроны Пульхерии, залитый кровью с ног до головы, подскакал к префекту с секирой в руке и прохрипел ему едва ли не в лицо:
– Мы победили?
– Во всяком случае, не проиграли.
Ратмир оглядел безумными глазами поле, заваленное трупами людей и конскими тушами, и рухнул на землю.
– Помогите дуксу, – крикнул Аэций комиту своей свиты.
Лекари насчитали на теле Ратмира до десятка резаных и колотых ран, но, несмотря на это, дукс был еще жив. И, похоже, умирать не собирался. Префекту ничего другого не оставалось, как поразиться силе духа этого человека, полумертвым пробившегося сквозь плотные ряды врагов и выведшего за собой из ада тысячи доверившихся ему людей.
Потери римлян и союзных им варваров были чудовищны. Гунны, по прикидкам Аэция, потеряли еще больше. Такой кровопролитной битвы мир еще не знал. По меньшей мере двести тысяч человек полегли на Каталунских полях с той и с другой стороны. А война, похоже, еще не закончилась. Во всяком случае, гунны продолжали стоять у города Труа, ожидая, видимо, отхода неприятеля. Но Аэций, потерявший половину своей армии, отступать не собирался. За его спиной был Орлеан и вся Галлия, утрата которой обернулась бы крахом империи. Великое стояние продолжалось десять дней, противоборствующие стороны зализывали раны и испытывали терпение друг друга. За это время уцелевшие в битве готы успели похоронить убитого верховного вождя и выбрать ему на смену нового – рекса Турисмунда, мрачного и не слишком любезного молодого человека с серыми, глубоко посаженными глазами. На исходе одиннадцатого дня Турисмунд заявил, что готы не хотят больше ждать и покидают союзную армию. Беспокойство молодого рекса было понятно Аэцию. В Толозе оставались младшие сыновья покойного Тудора, которые, узнав о смерти отца, вполне могли прибрать власть к рукам.
– Удерживать тебя не могу, – спокойно сказал префект. – Рим никогда не забудет мужества готов, проявленное в битве на Каталунских полях. А имя твоего отца и твое имя, рекс Турисмунд, будет прославленно в веках, в ряду славных защитников империи.
– Спасибо на добром слове, сиятельный Аэций, – сверкнул глазами из-под крутого лба молодой гот и, круто развернувшись на пятках, покинул шатер.
– С этим человеком у нас еще будет много хлопот, – вздохнул ему вслед комит агентов Авит, приехавший в римский стан из Арля. – Уход готов ослабит наши силы.