Бич Божий
Шрифт:
Ольга Бардовна тяжело дышала. После паузы задала вопрос:
— Что за вести... прибыли с Путятой... из Болгарии?
— Говорят, плохие. Якобы болгары при поддержке греков то ли взяли, то ли осадили Переяславец. Святослав собирается ехать к нашим на выручку.
— Скоро ли отбудет?
— Вроде бы в начале иуля.
— Повидаться желаю с ним... перед смертью, в остатний час...
— Что ты, Ольга Бардовна, ты ещё поправишься, станешь танцевать. Да и то: Святослав уедет, кто ж осмелится править в Киеве? Кроме как тебе, больше некому.
—
— Видит Бог: не имею понятия.
— Ярополк в Киеве, а Олег в Овруче...
— Да Господь с тобой! Ярополк — кисель, не окреп ещё ни умом, ни телом. А Свенельдич Олега за Древлянскую землю загрызёт живьём.
— Я сказала сыну... Русь делить не позволю... Внуки перессорятся... А поганые — тут как тут, поимеют счастье... Но — упёрся, злится, ругается. Для него Дунай краше всех днепров... Наказанье просто... — Слёзы потекли по её щекам.
— Успокойся, матушка. Про раздел земель ничего не слыхивал. Не посмеет, думаю. Ты за Святославом пошли — дескать, повидаться накануне похода — и поговори с ним по-матерински. Может, образумится, не допустит глупости.
— Да, пошлю, сегодня же и пошлю...
Предстояла отцу Григорию и другая работа: Милонег, скрывавшийся от великого князя во дворце Ольги Бардовны, захотел креститься.
— Истинно ли веруешь, сын мой? — произнёс священнослужитель. — Не боишься ли гнева своего отца, Жеривола? Он не любит святую церковь. А узнав о пожаре в нашей Софии, радовался вельми и поставил требы идолам на Лысой горе.
Преклонив колено, Милонег сказал:
— Я хочу быть с Анастасией. И соединиться с ней именем Христа. Остальное для меня не имеет никакого значения.
— Не раскаешься ли в содеянном, не в порыве ли безрассудных чувств совершаешь это, а потом изменишь мнение: мол, ошибся и поспешил?
— Никогда. Взвесил хладнокровно.
— Коли так — крещу.
Прилетела в Вышгород тётка Ратша, стала пользовать Ольгу Бардовну, потчевать разными отварами, танцевать и произносить заклинания. На четвёртый день у недужной спала температура, улучшилась речь, на отнявшихся руке и ноге понемногу зашевелились пальцы. Тётка Ратша торжествовала.
А увидевшись с Милонегом, сунула ему свёрнутый кусочек пергамента. Он раскрыл его и прочёл по-гречески: «Люблю. А.» Милонег поцеловал милые каракули, бросился за Ратшей, стал её расспрашивать:
— Как она? Сильно ли болеет после пожара?
Дряблое лицо ведьмы было непроницаемо. Складки на щеках лежали торжественно.
— Ничего, оклёмывается помалу, — только и ответила тётка.
— Передашь записку?
— Нет. Опасно. Говори на словах.
— Первое: крестился. И второе: люблю. Третье: скоро увидимся.
Знахарка взглянула на него с сожалением:
— Не мечтай о последнем. Схватят — разорвут.
— Бог меня поддержит.
В дни второго моления о дожде, то есть с 3 по 6 июля (червеня), прибыл в Вышгород Святослав. Был он энергичен и строг — в том обычном настроении, что случалось с ним накануне похода.
— Ратша уверяет, что ты поправляешься. Очень, очень рад.
— Сядь, сынок... — попросила княгиня. — Не спеши, пожалуйста. Дай мне посмотреть на тебя. И поговорить напоследок...
Он согласно сел, принялся накручивать ус на палец.
— Скоро ль выступаешь?
— Вот отмолимся о дожде и отбудем.
— Земли поделили?
Святослав помедлил, но решил мать не огорчать и соврал:
— Нет ещё пока. Если встанешь — может, и делить будет незачем.
— Я не встану, милый... Даже если встану, то уж ненадолго... оставляй всё на Ярополка. А Древлянскую землю не бери у Свенельда. Он Олега убьёт.
— Пусть попробует только! — рассердился князь. — Ослеплю тогда, вырву ему язык. Буду беспощаден.
— Поклянись мне, родной, что, пока я жива, Русь делить не станешь... Умиротвори душу матери. Дай успокоение перед смертью.
— Хорошо. — Он поцеловал княгиню в плечо. — Будь по-твоему. Мне здоровье твоё важнее.
Ольгины глаза просветлели. Непослушной кистью робко перекрестила сына.
— И ещё об одном молю. Наперёд скажи, что и это выполнишь.
— Как же так — загодя сказать? — удивился князь.
— Да, скажи, чтоб не передумал.
— Ну, клянусь, клянусь. Сделаю, что хочешь.
— Ты сегодня добрый... Благодарна тебе, сыночек... — Левой, действующей рукой, провела по его лицу. — Не держи зла на Милонега.
Святослав сразу помрачнел. Дёрнул себя за ус и проговорил:
— Где он? У тебя?
— Да, нашёл приют... Он крестился недавно у отца Григория...
— Вот мерзавец! Задушу ублюдка!.. Пусть придёт немедля!
Мать-княгиня заволновалась:
— Ты ведь слово дал — зла не причинить...
— Я ж не ведал, о чём ты! Он не умер во время жертвы богам. А потом залез в одрину к моей невестке. Целовал её! Может, обесчестил — кто знает! Как же я могу это ему спустить?
— Поругай, конечно, накажи за дело, я не возражаю. Но не убивай — прояви великодушие, как тебе пристало. — Ольга Бардовна дрожала от напряжения.
Святославу сделалось её жаль:
— Не переживай. Коли обещал — не убью.
— О, счастливый день! — улыбнулась та. — Бог меня наградил за все мои добрые дела...
Привели Милонега. Он упал на колени, начал кланяться князю и княгине и просить о прощении.
— Я ведь предупреждал тебя, — оборвал его Святослав, — помнить, в Переяславце, на пиру? Как же ты, червь, холоп, воли княжьей посмел ослушаться, осквернил чертоги сына Ярополка?
Молодой человек молчал, стоя на коленях, понурый.
— Счастье твоё, что княгиня Ольга покровительствует тебе. Вот моё решение: завтра, в Ярилов день, будешь бит на Бабином Торжке. Двадцать девять ударов розгами. Отлежишься дома, а затем отправишься вместе с нами в Болгарию. Коль убьют в бою — значит, то судьба; коли выживешь — боги тебя простили. Всё!