Бич Божий
Шрифт:
— Ах ты вша болотная! — разъярился Свенельдич. — Мне указывать? Чтоб тебя язвило! Колом тебе в землю! — И, схватив топорик, бросил его в Путяту.
Воевода Олега уклонился, но достал из ножен короткий меч.
— Видят боги: ты, Мстиславе, начал первым, — и, пришпорив коня, проскакал по ковру, подавив меха и тарелки со снедью.
Завязался бой. Стали рубиться насмерть, применяя мечи и палицы. А Варяжко потащил друга за деревья, несмотря на его сопротивление и крики. Тучко дрожал в неистовстве: «Я убью их всех! Прострелю насквозь!» — и пытался
Поначалу преимущество было на стороне Путяты: он и его дружинники наступали конными, а дружинники Люта, да и сам он, — защищались пешими. Но незваных гостей из Киева всё же было больше, и пока пятеро из них отвлекали на себя воинов Олега, пятеро других резво вскочили в сёдла и наехали на противника во всеоружии. Тут Путята дрогнул. А когда два его подручных повалились мёртвыми, то пришлось и вовсе бежать. Лют, взобравшись на коня, начал их преследовать, но потом оставил эту затею, плюнул и сказал:
— А, пускай удирают. И расскажут Олегу о нашей проделке. Будет знать, кто хозяин на Древлянской земле. Нынче здесь, в лесу, завтра буду в Овруче!
Возвратившись, посчитали убитых: у Путяты — двое, у Мстислава — один. Да ещё оказалось двое раненых, но нестрашно. Их перевязали и решили ехать, опасаясь, как бы воевода Олега не пришёл с подкреплением. Жареное мясо и лосиную шкуру взяли с собой. А в изгаженный ковёр завернули мёртвых и оставили на поляне: в назидание слишком уж ретивым.
К вечеру приехали в Малин, переночевали, следующий день опять охотились, но уже южнее — по течению реки Ирши, а во вторник вернулись в Киев, привезя трофеи: голову сохатого, шкуры волка, кабана и нескольких зайцев. Тучко всем рассказывал о своих воинских успехах. Рассказал отцу Иоанну о случившемся инциденте и Варяжко.
— Это очень худо, — покачал головой купец. — Святослав допустил ошибку, отобрав древлян у Клерконичей. Быть кровавой сече.
И впоследствии оказался прав.
А Меланья встретила их весёлая, улыбаясь загадочной улыбкой.
— Ты чего такая радостная сегодня? — удивился Лют.
— А чего ж печалиться? — хмыкнула она. — Муж приехал с охоты, целый и невредимый, загорелый и отдохнувший.
Загляни Мстислав в кованную железом шкатулку, где хранил свои важные пергаменты, не нашёл бы письма Милонега к Насте, мог бы заподозрить тогда неладное. Но не заглянул. И остался пока в неведении.
Византия, зима 971 года
Не напрасно едва не испортила глаза Феофано-младшая, сидя у окна в ожидании послов от германского императора. В январе появился на горизонте корабль, встал на рейд напротив монастыря, и четыре лёгкие шлюпки полетели на вёслах, как на крыльях, к берегу. Возглавлял процессию главный кубикуларий Михаил. Он шагал в длинном парчовом одеянии, шитых золотом сапогах, круглой шапке с шишкой наверху, тоже золотистой. И сказал внушительным голосом (если можно так назвать голос евнуха, упирающего на самые низкие в своём регистре
— Собирайтесь, ваше высочество. Честь имею сопроводить вас в Вуколеон.
— Что, сваты от Оттона приехали?
— Всё узнаете по прибытии. Мне поручено только сопроводить, без каких бы то ни было дополнительных комментариев.
Девушка бросилась собирать пожитки (благо, что все они помещались в небольшом сундучке), а несчастная Анна обратилась к кубикуларию с такой фразой:
— Значит, на Проти мне остаться одной?
Евнух посмотрел на неё сочувственно:
— Я не получал никаких указаний относительно вашего высочества.
У принцессы на глаза навернулись слёзы, но она сдержалась и спросила со вздохом:
— Как здоровье маменьки?
Брови Михаила взмыли к шапке:
— Разве вы не знаете ничего? Ах, ну да, ну да... разумеется, вы не знаете... После её побега и скандала, учинённого в Священных палатах, вашу маменьку выслали в Армению, в монастырь Дами. Где она и пребывает по сию пору.
— Господи, Армения — это даже дальше, чем Русь! — поразилась девочка. — Но зачем было убегать? Находились бы здесь, вместе, заодно...
— Феофано хотела возвратить расположение Иоанна, — улыбнулся кубикуларий. — Но, увы! Василевс понимал, что он, пришлый армянин, да ещё если женится на дочери простого трактирщика, пусть и ставшей императрицей, не внушит доверия подданным своим. И поэтому решил сочетаться браком с настоящей порфирородной принцессой. И тем самым укрепить своё положение.
— С кем же? — по наивности удивилась Анна.
— С вашей тётушкой Феодорой, что приходится сестрицей вашему покойному батюшке, императору Роману Второму.
— Разве она ещё жива?
— О, конечно! Ей всего тридцать лет, и она была монахиней на острове Хиос. Отношения у сестёр Романа с вашей маменькой были всегда плохие. Те дразнили её — за глаза и в глаза, — называя фигляркой Анастаской.
— Почему?
— Ваша маменька от рождения — Анастасо, в юности танцевала в кабаке своего отца Кратероса из Пелопоннеса. А потом, когда на ней женился Роман, стала называть себя Феофано... Ну так вот: после смерти вашего папеньки ваша маменька выслала его сестёр и насильно постригла в монахини. А теперь Иоанн возвратил Феодору и женится на ней... Ох, и заболтался же я с вашим высочеством! — спохватился евнух. — А принцесса уже готова. — Он отвесил Анне церемонный поклон: — Оставайтесь с Богом, ваше высочество...
Феофано-младшая обняла сестру:
— Ладно, Аннушка, ты не хнычь, держись. Я вот верила, что за мной приедут, — видишь, дождалась. Королей в Европе хватает. Каждый рад породниться с императорским домом в Константинополе. Попадётся и тебе какой-нибудь принц!
— Да, «какой-нибудь» — это верно, — показала язык принцесса. — Да хранит тебя Дева Мария, сестрица! Будь здорова на Германской земле. Я желаю тебе счастья и любви! — и они расцеловались в последний раз.
Сёстрам не дано было увидеться больше никогда в жизни...