Шрифт:
ПРОЛОГ
Терёха и Цинь Ли стояли тесно прижавшись друг к другу на берегу Ханки. По
поверхности озера стелилась золотая дорожка от восходящего огромного Солнца.
Только здесь, на этом диком берегу, молодые люди наконец-то нашли покой и
уединение. Скифскому юноше давно приглянулась эта миловидная хрупкая ариманка.
Но стоило ему только заикнуться о том, что хотел бы он жениться на этой девушке,
отец, сотник Андрий, сказал, словно отрезал:
– Нечего на чужеземку желтолицую глаза пялить! Среди своих кралю по сердцу ищи!
Укоризненно посматривала на сына и его мать. Эво, что удумал! Своих девок, что ли, мало? Да поздно хватились отец с матерью. Из последнего похода к пограничной Стене скифы привели в селение без малого сто пленных, прорвавшихся из Аримии.
Были среди них и девки чужестранки. И вот только раз посмотрел Терёха на Ли и
словно в омут с головой нырнул. На других девах он теперь и не смотрел. Целый месяц он чуть ли не каждый день тайком от сурового отца сбегал за околицу селения,
где пленные китайцы-аримане возводили свои фанзы, и постепенно приросли Ли и
Терёха сердцами друг к другу. Но и другое поняли молодые влюблённые, что, останься они у скифов, не примут те за свою эту девушку и не даст отец с матерью Терёхе благословения на женитьбу .А если сбегут из селения и доберутся до ханьцев, то те и подавно не примут чужака.
Но всё решил случай. Отец в начале лета ушёл с ратью князя в очередной поход, а
Терёха схитрил, сказался хворым и в поход не пошёл. Давно он задумал умыкнуть
любимую девушку и отселиться от своих, так как законы предков запрещали брать в
жёны чужеземок. И однажды ночью, попрощавшись только с матерью, ускакал он с Ли на лошадях в степь привольную. Жеребец да две кобылки были у беглецов, топор
да лук со стрелами – вот и вся живность да утварь семейная осталась при них.
В те далёкие времена скифы ещё пытались сдерживать ханьцев-китайцев за Стеной, да те такую силу и многолюдность набрали, что прорывались на север во
многих местах. Поэтому Терёха всё время на восход Солнца путь держал. Знал он от
отца и друзей своих, что в междуречье Сунгари и Уссури ханьцев точно нет, а скифы
в эти дикие, гиблые, заболоченные земли тоже редко наведывались.
Через год у молодых родился первый сынишка, а когда жена была на сносях со
вторым ребёнком, к их хижине прибились ещё четверо: два парня-скифа и две
китаянки. Тоже, видимо, приглянулись друг другу, а родичи против восстали. Через
сотню лет эта община выросла до ста человек. Кем они были? Скифами? Да, вроде бы,
нет. Ханьцами? Да, вроде бы, не совсем…
Этот новый этнос, возникший после смешения представителей двух разных цивилизаций, со временем получит своё название – хунну.
Давно это было. Забыли уже хунны, откуда есть пошёл их народ. Только шаманы
вспоминали иногда и передавали от старых молодым, что северные мужи были отцами хуннов, а южные женщины были матерями их народа. Так это было или не так, кто его знает?
А народ бывших отшельников и отступников от рас своих мужал и рос на глазах.
Теперь земли, на которых угнездились хунны, простирались от сопок Малого Хингана и Аму-реки до самого Желтоводного (Жёлтого) моря. С запада их земли граничили с
Великой Скифией, которая дотянулась своей дланью аж до Танаиса и Славути; и
теперь рати скифов примерялись, как им через Истр (Дунай) переметнуться.
Да, могучей империей была тогда Великая Скифия, но и её со временем стали
«покусывать» осмелевшие хунны. Молодой, сильный народ, как опара из кадки, уже
готов был выйти за свои обретённые границы обитания и помериться силами и с
ханьцами, и со скифами. Но пока робкими были эти попытки. Сделают набег на селение или степное кочевье скифов и тут же назад отпрыгивают.
Поначалу для самих скифов это было вроде забавы – успеют ли они поймать прытких хуннов, или не успеют. Чаще не успевали. Быстры, сноровисты были
воины-степняки. Быстры и неприхотливы были их приземистые лохматые лошадки.
Смело эти лошадки переправлялись через бурливые речки, легко преодолевали осыпи
каменистые и дикие заросли.
Но со временем хунны стали так досаждать скифам, что тем пришлось огрызаться
по-серьёзному. И часто доставалось степнякам за их проказы. Но наступили такие времена, когда большая часть скифов стронулась и пошла на запад Евразии, а здесь,
на востоке, остались самые стойкие из них, но теперь их численность заметно уступала численности хуннов. А степняки, фактически заменив скифов у границы с ханьцами, стали регулярно совершать набеги на них. И часто сначала сотни, а потом и тысячи пленных приводили они из набегов. Потом этих пленных они ханьцам за выкупы немалые предлагали забрать. На том и наживались изрядно. Теперь уже не скифы, а хунны теснили ханьцев к Стене, не давая им на север, в их земли продвигаться. Хан Тегит достиг со своим отрядом низовий реки Ху (Хуанхэ), когда дошла до него весть о поражении хуннов под стенами крепости Орлик, что построена была на берегу Желтоводного моря. Там две сотни скифов наголову разбили рать сына хана, Мелуса. А в его рати тоже ведь было не меньше двух сотен воинов. Хан не слишком опечалился, получив это известие. Мелус не был его любимчиком, потому что не был хорошим воином. Ленивым он был сызмальства. До сих пор так и не научился попадать на скоку стрелой в бурдюк с соломой ни с двадцати, ни даже с десяти метров.
Правда, ворохнулась в голове хана досадливая мысль о том, что он сам обещал
сыну помочь в осаде крепости. Но месяц назад на его южное кочевье нагрянула
целая армия ханьцев и разорила его, и угнала в полон чуть ли не пятьдесят женщин
и детей, а около сотни степняков ханьцы безжалостно изрубили своими палашами,
мстя за урон от набегов. В числе угнанных в плен женщин были три жены хана. И
теперь горел мщением Тегит, собираясь отплатить за нанесённую ему обиду. И неважно, что ещё в двух кочевьях у него жили жёны и дети. Да что там дети. У него уже и внуки народились.