Бич сновидений
Шрифт:
Что еще постиг мудрец, он не успел договорить. Дэймос с силой ударил писателя ребром ладони по склоненной шее.
Чжен упал, но вместо того чтобы остаться лежать на полу, схватил Феликса за ногу. Скрюченные пальцы впились в колено, и танатос сжал зубы от боли.
— Заваривать чай он советует, используя только стеклянную посуду и мягкую воду, не доводя ее до кипения, — доверительно сообщил бэйцзинец.
Жертва дэймоса, похоже, была нашпигована блоками по всему подсознанию. И внутренние крюки буквально выворачивали его, придавая сил и не позволяя ослабить сопротивление.
Ученик Нестора размахнулся снова и ударил, на этот раз абсолютно точно поражая нервный центр. Чжен без звука рухнул на грязные доски.
Феликс выпрямился, перевел дыхание, окинул комнату быстрым взглядом, выдернул из стены нож, снял одну перчатку и, сжимая холодную рифленую рукоять в ладони, лег на кровать.
Закрыл глаза.
От грязной постели пахло влажной сыростью белья, немытым потным телом и приторным одеколоном. Но все это было неважно.
К лицу прилипли тонкие летучие нити паутины. Скулы опалил сначала жар, потом холод. Слово-приказ погрузило дэймоса в иную реальность мгновенно. Звуки города за окном отдалились, смазались, растворились. Прошумел дождь… Мимо еще неслись размытые призраки чужого подсознания, похожие на размазанные пейзажи из окна скоростного поезда. А Феликс уже осознал себя. Кто он, где находится, и что ищет. А затем отступил, вплетая свое сознание в ткань сна. Превратился в дуновение ветра, тень от ветвей, вздох спящего.
Один из принципов выживания, который он открыл для себя — быть быстрее любого сновидящего, неуловимее самого Гипноса.
Юный танатос смотрел, впитывая новую информацию и стараясь как можно тщательнее запомнить её.
Все было ненастоящим. Нарисованным. Как будто кто-то наложил на мир фильтр «акварель» в программе графического редактора. Тонкие, пастельные тона, плавные линии. Небольшой городок, притаившийся в долине между двух горных отрогов, казался плоским и двухмерным. Вершины затянуло низкими тучами, грязные улицы охлестывали серые полотнища дождя. Одно- и двухэтажные домики с черными «волнистыми» скатами крыш жались друг к другу, словно пытались спрятаться от ливня под общими навесами.
Все это напоминало гравюру, висящую в квартире Чжена. Такие же черно-белые оттенки, размытые тени, рельефные облака.
Феликс находился между слоями сна. Вплетенный в его структуру, сам стал сновидением. Плавно перемещался, скользя из одной сферы в другую, или проносился стремительной тенью. Он не ощущал присутствие Нестора. И не должен был ощущать, но знал, что могущественный танатос следит за ним. Издали.
Видение городка сменилось индустриальным пейзажем с дымящими трубами, выбрасывающими в воздух тонны тяжелых металлов, аммиака, углеводородов…
Конечной точкой было здание в центре огромного комплекса заводов.
Верхний этаж, офис над гигантским цехом. Он выглядел безграничным, освещенный красными вспышками, искрами и белым электрическим светом. Иллюзия сна, или искаженные воспоминания Чжена?
Феликс уловил запах раскаленного металла и дождя, гул станков, который тут же рассеялся, вытесненный ровным стрекотом факса, выплевывающего страницы документов, густым ароматом дорогого парфюма и табака.
— Вы на редкость упорны, господин Икар, — прозвучал неподалеку незнакомый низкий голос, с заметным бэйцзинским акцентом.
Этот человек стоял у панорамного окна, спиной к посетителям, заложив руки за спину, и смотрел вниз. На тягучие струи раскаленного металла, льющегося из ковша в форму. На вращение тяжелого вала, из-под которого вылетали тонкие листы железа.
Внизу все должно было грохотать и надсадно шипеть. Однако здесь было почти тихо. Пятикамерный стеклопакет глушил звуки работающего цеха до почти приемлемых.
— Если не ошибаюсь, это уже третий ваш визит на мои предприятия?
Мужчина был одет в строгий костюм стального цвета. Воротник стойка и удлиненный пиджак напоминали покроем военную форму Бэйцзина. Брюки, заутюженные до бритвенно-острых стрелок, начищенные черные ботинки. Так одевались чиновники высшего звена и военная верхушка. Преувеличенно скромно. И в то же время вызывающе, чтобы донести до окружающих простую мысль «богат настолько, что может позволить себе сдержанность».
— Вам хватило упорства добраться до меня. Это похвальное рвение.
Серые перчатки второй кожи обтягивали его кисти. В коротко стриженных волосах редкие проблески седины. Ни запонок, ни пуговиц пока не видно.
Феликс, не отрываясь, смотрел на него, хотя в офисе были еще объекты для наблюдения: два человека сидели у длинного стола. Но это позже.
Мельчайшие детали складывались в четкий, определенный образ.
Дэймос.
Первое впечатление оказалось правильным, потому что следом за ним пришло ощущение силы, такой же неукротимой, как жидкое пламя текущего металла, и неостановимой, как молот, падающий на стальную заготовку.
Крадущий сны.
— Меня не особо волнует, что вы хотите мне сказать, господин Икар, — продолжал говорить дэймос, не оборачиваясь, почти равнодушно. — Мой ответ — остановитесь. Вы не знаете, кому хотите помешать.
Феликс перевел взгляд на собеседника владельца заводов.
За столом в непринужденно-уверенной позе сидел мужчина лет сорока. Он не спешил вступать в беседу, внимательно слушая. Наблюдал, делал выводы, анализировал, судя по морщинке между темных бровей.
Ученик Нестора невольно переместился вперед. Ему показалось на миг, что он смотрит в свое собственное лицо, слегка измененное временем. Лишь глаза были серые, с заметно более широким разрезом, но на этом различия заканчивались. Нос, форма губ, подбородок почти идентичны. Такие же волнистые волосы.
— Ваши публикации, статьи и выступления неуместны, — заявил дэймос и впервые в его голосе прозвучало недовольство.
Он повернулся, и Феликс уставился на него с жадным любопытством, наконец получив возможность разглядеть все черты, в которых вполне гармонично сочеталась кровь Бэйцзина и Полиса.
— Господин Лихонг, вы же делец, — произнес собеседник, — но ваша так называемая программа выхода из экономического кризиса закончится катастрофой. Я мог бы снова повторить вам последние данные проб воды и почвы, однако уверен, вы с ними уже ознакомились.
Дэймос выслушал его с непроницаемой маской вежливого внимания. Он стоял, не шевелясь, словно изображая памятник себе самому или находился на трибуне.
— У вас говорящее имя, господин… Икар. Человек, который не послушался мудрого отца и взлетел слишком высоко, забыв, что его крылья из воска.
— У этого мифа есть и другая трактовка, — улыбнулся его оппонент. — Стремление человека к знаниям и свободе, невзирая на риск.
— Пустое любопытство и глупость, — ответил жестко обскурум.