Бич
Шрифт:
Пару минут спустя отыскал нужный бокс. Сто пятидесятый оказался в конце кооператива, в закутке, не самом престижном в гаражах месте, так как боксы в нем не пользовались у рядовых членов кооператива спросом по причине отдаленности и низко выстроенных потолков. Зато в закутке с удовольствием приобретали гаражи автослесаря, костоправы и прочие народные умельцы — налоговые инспекторы в закуток реже заглядывали.
В сто пятидесятом стояли «Жигули» со снятым капотом. Перед моторной частью машины на стуле, будто за роялем, сидел светловолосый одноногий мужчина. Рядом с ним стояли костыли.
Серега
— Серега, привет! — Привольнов слегка дотронулся до плеча мужчины.
Поздняков снимал с машины какую-то деталь, требующую при демонтаже особой сноровки.
— Здорово! — не отвлекаясь от своего занятия, бросил он. — Если я тебе нужен, то погоди, скоро освобожусь.
— Нет, я Широчкина разыскиваю. Мне сказали, будто он с тобой работает. Где он?
— Там, — кивнул Серега на пол и с озабоченным выражением запустил руку в моторный отсек по самое плечо.
В тот же момент из-под машины вылезла испачканная моторным маслом рука и попыталась ухватить Привольнова за штанину.
— А-а-м!
Жорик отдернул ногу:
— Ты, что ли, Васька?
— Я, — изрек из-под машины самодовольный голос. — Зачем я тебе понадобился?
Хотя штанина была чистой, Привольнов зачем-то отряхнул ее:
— Нужен ты мне. Поговорить хочу. Вылезай давай!
— Подожди минутку, — вновь раздался из ямы голос. — Стартер сейчас сниму. Здесь болт заклинило.
Жорик вышел из гаража и стал ждать. Пять минут спустя из ямы вылез чумазый, улыбающийся Васька.
В детстве у Широчкина была такая же кучерявая шевелюра, как у Володи Ульянова на октябрятском значке. С годами он так же, как Владимир Ильич, облысел, но на него совсем не был похож, скорее смахивал на Тараса Бульбу — нос картошкой, щеки — пряники, и на голом черепе — оселедец. Человеком Васька слыл общительным, нрав имел веселый, неунывающий, за что и нравился Привольнову, да и не только ему, а многим собратьям по бутылке.
— Но красавец, красавец! — раскинул Шира руки. — Ишь, вырядился! Я издалека тебя и не узнал. Принял за налогового инспектора. Сижу в яме тихо, боюсь нос высунуть. Чего хотел-то?
Привольнов взял Широчкина под локоть и повел к противоположной нитке гаражей, подальше от ушей Сереги Позднякова.
— Помнишь, как несколько дней назад в «гадючнике» в компании с Худей и Вячеславом сидели? — спросил он, останавливаясь в тени дерева.
В отличие от Худинского Шира был трезв как стеклышко и не страдал забывчивостью.
— Это когда Валька-шалава нахрюкалась и сожителю своему по харе настучала? — с ходу заявил он. — Прекрасно помню. А что?
— Да так, с Вячеславом этим встретиться хочу. Не знаешь, где его найти?
У Васьки из кармана рабочих штанов торчала тряпка. Он выдернул ее и стал вытирать масленые руки.
— Не знаю, Жорик. Я этого Вячеслава первый раз в жизни видел. Он ведь с Тимофеевым Генкой пришел да за столик ко мне подсел. Тимоха посидел немного да отчалил, а Славик остался. Потом Худя подгреб, а после ты. Странный этот Славик какой-то, — словоохотливо говорил Широчкин. — Поил всех задарма. И чего хотел?
«Дурака выискивал, на которого автомат и трупы навесить можно было», — хотел сказать Жорик, однако сдержался.
— Работу предлагал выгодную, — вслух заявил Привольнов. — Работа вроде не пыльная, а я в тот день по глупости отказался. Теперь вот жалею. Ладно, Васька, паши давай, а я Тимоху пойду поищу, хотя вряд ли его найдешь. На работе он сейчас, скорее всего.
— Да нет, — Шира снова засунул тряпку в карман. — Он в отпуску с сегодняшнего дня. Так что ищи его на районе.
— Попробую! — Жорик дружески похлопал Широчкина по плечу. — Бывай, Васек!
Привольнов направился к выходу из гаражей.
Легко сказать — ищи его. Тимофеев Генка в отличие от Худи и того же Широчкина, условно говоря, не занимался индивидуальной трудовой деятельностью, а работал на производстве. Если быть точным, то слесарил на заводе. Расслабляться с пивом, водкой или бормотухой Тимоха мог позволить себе только после смены или в выходные дни. А раз с сегодняшнего дня Генка в отпуске, то наверняка с утра уже отмечает столь радостное событие. Только вот где мог осесть Тимоха с корешами, даже бог не ведает.
Проходя мимо подстанции, Жорик не удержался и снова осторожно заглянул за забор. Женщины во дворе уже не было. Вместо нее какой-то старичок подметал площадку перед зданием метлой. Разочарованный Жорик соскочил с забора.
На всякий случай Привольнов сходил к Тимохе домой, но, как и предполагал, того в родных пенатах не оказалось.
— Как утром ушел, так с тех пор не появлялся! — рявкнула выглянувшая в подъезд мужеподобная, с пушком на верхней губе, жена Тимофеева. — Если где увидишь, скажи, пусть пьяным домой не заявляется. Башку оторву! — и Тимохина благоверная шваркнула дверью.
Жорик спустился на первый этаж, вышел из подъезда. О чем не ведает бог, знает черт и братство алкоголиков. Привольнов пошатался по массиву, заглядывая в злачные места, за детские садики, гаражи да магазины, выспрашивая у забулдыг, не видал ли кто Тимофеева Генку, и выяснил-таки, что тот забурился на хату к Игорю Суслову. Вот к нему домой, соблюдая осторожность, Привольнов и направил свои стопы.
Игорь Суслик родился в приличной семье научных сотрудников. Тривиальная история. Отец стал пить, как говорят, по-черному. Глядя на него, приобщился к бутылке и подросший сынок. Стали пить горькую вместе. Мать боролась с пьяницами в доме, боролась, да в конце концов плюнула на них и сбежала в другой город, не прихватив из дому даже чашки. Ох и оторвались мужики без женщины в доме, ох и оторвались!.. Потом отрываться стало не на что, сели на мель и некоторое время вели почти что трезвый образ жизни. Но у Игорька батя башковитый мужик был. Он что-то там изобрел, за что ему из самой Америки десять штук баксов прислали. Пропивали бабки долго. В итоге Игорь угодил в психушку, его отец после инсульта — на кладбище. Три месяца пролежал Игорь в желтом доме, психоз у него прошел, его признали социально неопасным и с миром отпустили. Вернулся Суслик в родное разоренное гнездо. С тех пор живет в нем один, перебиваясь с хлеба на воду, с водки на пиво да бормотуху.