Биение сердца
Шрифт:
– Что? Хонки… как ты нашел номер моей матери? Откуда? Зачем ты звонишь?
– Какая ра… - всхлипнув в сторону, в кулак, молодой человек вытер глаза и, глубоко вдохнув, велел себе держать себя в руках. – Это всё не важно, Мина, ты слышишь, что я говорю тебе? Я люблю тебя! Я люблю тебя так сильно, что не могу без тебя! Я всегда любил только тебя, не прекращал любить, и буду любить, Мина!
– Хонки, что произошло? – недоверчиво хмыкнула она. Но так как он не спешил объясняться, как ей казалось, а он просто пытался совладать с чувствами, чтобы не выдать их скрипящим голосом, то девушка продолжила сама. – Ты не позвонил
– Прости меня! Прости за всё, тысячу раз прости! Я хотел позвонить, клянусь, что я собирался и полвечера держал телефон в ладони, думая, что сказать, но… я не заслуживаю прощения, потому что я трус, который не смог нажать на кнопку вовремя, Мина. Прости…
– В любом случае, теперь уже нет смысла. – выдохнула она, хотя её голос тоже стал подводить и уже не был таким сдержанным, как в начале беседы. – Это ничего не меняет, я же говорила, что у меня есть парень и…
– Я не знаю, есть он у тебя или нет на самом деле, - обрубил её отговорки Хонки. – Мне это не важно, потому что я люблю тебя и занятой, и свободной, и сделаю всё, чтобы мы снова были вместе. Ты, наверное, солгала мне, не желая говорить истинную причину…
– О чем ты? – заподозрила осведомленность Мина.
– Я в курсе, где ты, и что происходит, поэтому…
– Отец рассказал, да? – с обидой промолвила девушка. – Он не имел права. Зачем он это сделал? Зачем ты спрашивал его? Поэтому ты звонишь, да? Пожалеть меня напоследок?
– Не говори так! – ласково рассердился Хонки. По-серьёзному он уже сердиться был не в силах. На кого-то другого – может быть, но не на неё. – Я искал тебя, пытался дозвониться. Я покажу тебе твой мобильник и ты убедишься! Я хотел, чтобы ты знала о том, что я испытываю ещё до того, как встретил твоего отца. Это ничего не меняет, Мина. Я всё равно хочу быть с тобой!
– Поздно, ты что, не понимаешь?! – крикнула она, сорвавшись и заплакав, но точно так же пытаясь перебороть плач и говорить внятно. – Неизвестно, буду ли я ещё завтра, или меня не будет. С кем ты собираешься быть? Даже если я перенесу операцию удачно, мне почти месяц придется проваляться здесь, и около года минимум реабилитационного периода, когда я буду словно инвалид! Ты подумал об этом? Ни о чем ты не подумал и не мог, потому что ничего не знаешь, и никогда не старался знать, ведь мои проблемы – это такая ерунда, что в них не стоит вникать, верно? Ведь только твоя жизнь настоящая, и стоящая. Что такого интересного может быть у меня помимо того, что меня может не стать? Впрочем, и это не очень весело, а потому зачем думать об этом?!
– Мина, перестань! – прорычал Хонки, физически ощущая, как его сердце обливается кровью и желая, чтобы в эту минуту оно либо разорвалось, либо отдало часть себя Мине, чтобы её сердце тоже стало целым и невредимым. – Не мучай меня, я всё это понимаю! Но я никогда не считал твои проблемы менее важными. Возможно, бывали редкие случаи, но я ведь не подозревал, как всё серьёзно…
– Потому что не пытался хотя бы обратить внимание на что-то, кроме своей драгоценной карьеры!
– Я всё исправлю! Я исправлюсь, правда!
– Боюсь, у тебя уже не будет шанса. – внезапно успокоившись, прошептала Мина. – Я не испытываю больших надежд на счет завтрашнего дня. Всё в руках Божьих, но у меня нет оптимизма и желания возвращаться…
– Не смей, слышишь? – Хонки затряс головой, поднявшись и заходив из угла в угол по тесному пространству. – Не смей так говорить! Ты должна хотеть, ты должна пережить это, ради родителей, себя, друзей… я не говорю о себе, потому что не думаю, что я достаточный довод для желания вернуться ко мне.
– Ты для меня всегда был весомым доводом. – так же тихо добавила девушка.
– Мина… - выдохнул певец согнувшись и положив лоб на подоконник. Ноги его подкосились. – Я хочу увидеть тебя, поцеловать тебя, я хочу посмотреть в твои глаза. Я хочу быть рядом с тобой и держать тебя за руку.
– Уже нельзя, Хон. – подобрев, вынуждена была огорчить его она.
– Меня могут пустить, я же звезда. Я Хичолю позвоню, он без мыла влезет в любую дыру. Пожалуйста, скажи, что ты примешь меня. Мина… - но она молчала. Его запоздалый звонок и эти словоизлияния – что они меняли? Разумеется, трудно поверить в его искренность. Да и она без того в таком положении, когда на всё может стать всё равно. Для чего ей его суета и трепыхания? У неё завтра такое испытание! – Мина, мне страшно!
– Тебе страшно? – девушка цинично хохотнула, хотя было слышно очередное влажное сопение, происходящее из-за борьбы с плаксивостью. – Что ты знаешь о страхе? Какое самое сильное волнение ты испытывал в жизни? Перед выходом на сцену? Во время получения награды? Когда вошел в комнату ужасов? Ты знаешь, что такое настоящий страх? Хонки, у меня уже была одна операция… Наверное, кажется, что это так просто – как обычный прием у врача. Господи, Хонки, да это как на войну пойти, понимаешь? Эта ночь накануне… - Мина начала всхлипывать. – Невозможно сомкнуть глаз, ведь ты не знаешь, будет у тебя ещё одна ночь или нет? Возможно, это последние часы на этом свете… а рано утром привозят каталку. Ты лежишь, глядя в темный потолок и слышишь, как её везут к твоей палате. За тобой. И каждый скрип колесиков отдаётся оглушающим эхом в ушах. А потом делают успокаивающий укол. Премедикация. Но разве он помогает? Тебя везут в операционную, анестезиологи и хирурги пытаются тебя приободрять и ты им даже улыбаешься, шутишь… а из головы не выходит мысль – конец или не конец? Проснусь я после или уже нет? Что будет, что будет? И когда наркоз начинает действовать, ты погружаешься в сон, понимая, что лучше бы поскорее заснуть и проснуться, но в то же время до отчаяния пытаясь не засыпать, ещё немного, посмотреть на этот свет вокруг… Можешь ли ты понять всё это и испытать этот страх?
Хонки закрыл глаза и пытался проникнуться всем, что говорила Мина, но, как бы ему не было тревожно, жутко за неё, разумеется, оказаться на месте другого и испытать в точности то же самое невозможно. Поэтому парень лишь стискивал зубы и сжимал кулаки, не трогая больше соленых капель, катящихся из-под ресниц.
– Вот видишь… мне кажется, что это всё так серьёзно и важно, а тебе, наверное, всегда будет казаться, что я преувеличиваю и понизившиеся рейтинги продаж альбомов куда более трагичная штука.
– Нет, не будет и не кажется! – Хонки пнул стену. – Нет ничего важнее жизни. Тем более жизни близкого и любимого человека. Да, я ничтожество, если когда-то считал иначе. Но вряд ли я сделал бы это осознанно. Скорее, я не задумывался над такими вещами.
– А теперь задумался?
– Я думаю о многом с нашей последней ночи… веришь ли, нет, но так и есть. Я тысячу раз проклинал то себя, то тебя, не понимая, что произошло и почему ты не хочешь отвечать мне. Как последняя мразь, я не допер сразу же о том, что с тобой может быть, и винил за выкидоны с не подниманием трубки.