Бифуркатор
Шрифт:
– Нет-нет, ты говори, - с наигранным любопытством просит Серый. Атмосфера напрягается, и я прячу голову в плечи.
– В-третьих... Чего мне терять? Всё равно, мама умерла. Жизнь уже не будет прежней. Она такая несправедливая, я про жизнь, что нет разницы, когда ты умрёшь. Кто-то говорил там из мудрых, что жизнь - это болезнь, и всегда с летальным исходом.
Серёга вздыхает и вновь откидывается на спину.
– Дурак ты, Стёпка. То есть, вот об отце ты ни разу не подумал? А он, между прочим, то-же человек.
– Ну...
– Стёпка теряется.
– Я верю, что наша авантюра вся пройдёт
– Но риск большой, и ты выбрал своего друга, а не благополучие нашей новой семьи. Дурак ты всё равно.
– Блин. Ты меня не понял.
– Стёпка тоже падает на спину.
– Ребята, - вступаюсь я.
– Не надо спорить. Да, я чувствую себя козлом. И вот ты гово-ришь, Серый, исправили бы мы ситуацию, вернись мы в прошлое. Я тебе отвечаю, что я бы исправил. Я бы никогда не посылал теперь письмо с вашего компьютера. Я бы написал его дома, чтобы вас не втягивать. Но раз уж такая ситуация сложилась, что я оказался козлом, я буду рисковать, а вам этого не позволю. Потому что я вам очень благодарен за поддержку. Что вы до сих пор мне помогаете во всём.
– А у нас выбора нет, - отвечает Сергей.
– Назад уже не повернёшь.
– Мальчики!
– вопит тётя Марина.
– Давайте обратно в машину.
И вот мы опять внутри пропитанного бензином салона джипа. Серёга снова вырубается, Стёпка хочет уснуть, у него закрываются глаза, но стоит подбородку коснуться груди, как голова тут же вскидывается. Уснула и тётя Марина, прислонившись к стеклу машины, а мрачный шофёр Илья счёл неинтересным болтать с сопляками.
В голове крутятся неприятные мысли, которые убили надежду на сон. Я по кругу про-кручиваю в голове разговор братьев Герундовых. Мрачная тучу, зависшую над сознанием, я не в силах рассказать словами или представить картинками. Иррациональная гадская обида не пойми на что. Хочется войти в доверие Серёге, может, как-то объяснить ему всю необходимость нашей экспедиции... но опять не нахожу слова.
Так целый час мы и едем молча. Вот за окном вырастают многоэтажки, мы въезжаем в Самару. Ещё полчаса, и джип возле футуристического здания вокзала. Признаться, никогда бы не подумал, что вокзал может оказаться таким красивым... снаружи.
Тётя Марина проснулась, разбудила Сергея, и мы спешно покинули машину. Шофёр тепло попрощался с женщиной, а нас даже не заметил.
– Значит, слушайте меня внимательно, - говорит тётя Марина, вышагивая по мощёной площади.
– Если завидим оранжевую бригаду - сворачиваем. Если они перейдут к актив-ным действиям - бежим, но держитесь меня. Сейчас идём к кассам. Я попытаюсь вас поса-дить на тот же поезд.
Мы молчим и внимательно слушаем, хотя Стёпка иногда спотыкается. Кажется, ему со-всем нехорошо.
Внутри вокзал напоминает торговый центр: всюду суетящийся народ, эскалаторы. Кассы находим быстро. Тревожный взгляд тёти Марины немедля сканирует зал на наличие свободных мест, и, найдя такие, она кивает в их сторону.
– Следим за оранжевыми, - требует Серый, как только опускается на серое металлическое сидение в сеточку.
Да я и без него знаю, что нужно следить, и постоянно верчу головой. Стёпке следится плохо. Он часто зависает на одной точке и надолго закрывает глаза. Бедняга, мне его жалко.
Наш поезд прибывает в 11.00
Понятно. Она велит нам следить за оранжевыми, а сама убегает на второй этаж.
Без неё тут же становится страшно, хотя, Самарский вокзал не столь беспокойный, как Сызранский. Со стороны города мы прошли через арку металлоискателя, и нас даже никто не остановил, и два брутальных охранника что-то весело обсуждали в стороне. Может, мы опять в иной шизофренической реальности?
Тётя Марина возвращается к нам в 10.55.
– Я не могу, - вздыхает она.
– Уж я и ругалась. Не хотят они сажать вас по тем же билетам. Говорят - просрочены. И значок полицейского их не колышет. Точно, что РЖД живёт по своим законам. Я даже к администратору поднималась. Ничего не дало. В общем, я выкупила нам целое купе.
– Нам???
– удивляется Стёпка немедленно проснувшийся.
– Нам-нам, - кивает тётя Марина.
– Не могу же я своих детей отпустить на растерзание в никуда.
– Вижу на лице Стёпки безграничную радость, Серёга тоже восторжен, а мне почему-то не нравится эта идея.
– А теперь живо на поезд, а то опоздаем.
И мы бежим.
Орский состав пребывал на третий путь, и пока мы до него добрались, локомотив уже остывал на рельсах. В очередной раз тётя Марина напомнила следить за оранжевыми: особенно сейчас, возле поезда.
Девятый вагон, молодая мрачная проводница. Окинув взглядом цифры на наших доку-ментах, она сухо декламировала:
– Второе купе.
В вагоне душит жара, первое купе открыто, на пороге стоит заспанный мужчина в серой футболке, трениках и носках. Он смотрит на нас столь отрешённым взглядом, будто впервые видит людей.
В пустом втором купе нас ждут застеленные кровати и пустой стол. Всё же есть плюсы в сопровождении тёти Марины. Никакая тварь не займёт свободное место.
Мы запираемся и рассаживаемся по кроватям. Я - один, напротив семьи Герундовых. Маленький коврик под ногами делит наш квартет на два лагеря. Я, конечно, рад за друзей, но теперь снова чувствую себя одиноким и чужим. Поэтому, пока семья напротив шушукается о своих семейных делах, я отодвигаю немного занавеску и наблюдаю за снующими по перрону пассажирами и медленно расхаживающими работниками железной дороги. Их оранжевая форма то и дело заставляет вздрагивать.
Выяснилось, что еды не у кого нет, поэтому тётя Марина выбежала и закупила всякой отравы, заваривающейся кипятком. Оказывается, я голоден.
Когда состав тронулся, мы устроили настоящий химический пир. Серёга то и дело ходил заваривать картошку, на столе разрезался хлеб, нарисовались четыре фирменных гранённых стакана РЖД. Тётя Марина разделывала копчёную курицу.
В общем, поели на славу. За поздним завтраком в основном шутили, но как-то сухо. Мне кажется, тётя Марина сама держала незримую дистанцию между собой и моими друзьями, будто понимала, что перед ней не её дети, а просто похожие мальчики из другой реальности.