Бифуркатор

Белов Алекс Владимирович

– Аааа, - киваю, но думаю о другом, однако Стёпка продолжает.

– А ещё знаешь, я подумал, что это лучший способ борьбы с пустотой.

Моё лицо озаряется.

– Да!
– восклицаю я.
– Всё, что мы сейчас делает помогает отвлечься от мыслей о смерти. Тебе - твоей мамы. Мне - Андрюшки.

– Именно, - печально улыбается Стёпка.
– Но этот гад свёл меня с мамой снова, и я сно-ва...
– друг закусывает губу и замолкает, глядя в окно. Его глаза увлажняются, я чувствую себя неловко.

–

Ну не знаю даже, что тебе посоветовать, - говорю.

Стёпка внезапно прячет голову в коленях и шмыгает носом. Я вздыхаю и кладу руку ему на плечо.

– Если... вдруг вместо Андрюшки они забрали бы Серёгу, - говорю.
– И ты поехал бы его спасать, я бы тоже поехал. Я бы тебя не бросил.
– Не знаю, зачем я всё это говорю, но я горжусь своими словами.

И как после этого доказать Серёге, что не могу вот я останавливать Стёпку и не брать с собой. Может, впереди ждёт смертельная опасность, но как приятно будет встретить её с близким человеком.

С другой стороны, рациональной стороной рассудка понимаю: с Серым лучше не спо-рить. Если я защищал Андрюшку, то за Стёпку Серёга вообще порвёт, и не далёк час, когда я действительно окажусь под поездом.

– Серёгу никогда не заперли бы, - усмехается Стёпка и поднимает красные глаза.
– Он слишком тупой для должности застрявшего в одном дне.

Я улыбаюсь в ответ.

– Тебя он не напрягает в нашем путешествии?
– осторожно спрашиваю.

– Ну есть немного, - жмёт плечами Стёпка.
– Просто, это для него уж слишком. Это мы с тобой воспитаны крутыми фильмами, готовы ко всему.

– Уж точно, - киваю.

– Но он молодец, - вдруг говорит Стёпка.
– Он сильно помогает. Мы с тобой можем на-творить глупости, а его чрезмерное оберегание спасает нас от неправильных поступков. Если бы со мной случилось что-нибудь эдакое, Серый бы всех завалил. Он бы свою жизнь отдал, чтобы меня спасти. Он меня любит. А я его.

Хмурюсь и заявляю:

– Я понял, что я тоже очень-очень люблю Андрюшку. Просто раньше не замечал эту любовь, так что, поверь, я теперь за Андрюшку тоже порву.

Стёпка открыто улыбается и глядит на меня глазами полного обожания.

– Видишь, - говорит он.
– Из всего в жизни можно вынести урок, даже из такого смертельного путешествия как это. Давай пойдём попытаемся уснуть?

– Пошли, - киваю.

И мы возвращаемся в купе. Тётя Марина спит, положив руку на кобуру; знаток своего дела. Стёпка бросает на неё лишь мимолётный взгляд и забирается наверх. Я двигаю следом.

В темноте движущегося поезда мы долго молчим, но потом Стёпка шепчет:

– Постараюсь думать о ней, как о чужой женщине.

– Правильно, - отвечаю я после долгой паузы.

– И ещё мне одна мысль пришла о докторе Вечности, но я лучше расскажу завтра.

Сейчас я ещё не полностью всё додумал.

– А она может нам помочь?
– спрашиваю.

– Вряд ли.

Опять молчим.

– Спокойной ночи, - шепчет Стёпка.

– Спокойной.

Боль в затылке вновь утихает. Действие таблетки доктор Руслан описал без прикрас. Я проваливаюсь в состояние глубокой беспокойной дрёмы.

Теперь мне снится Андрюшка в сарае с окровавленными губами. А я стою напротив и держу бревно. Взгляд у брата злой, испепеляющий.

– Тварь, - шепчет он.
– Козёл. Я знал, что ты не приедешь.

А потом в его руке появляется молоток, и он протягивает инструмент мне.

– На! Докончи уж начатое.

Я беспокойно ворочаюсь с боку на бок и перед пробуждением вижу совсем страшный эпизод. Тётя Марина на кровати в больнице. И лицо! ЛИЦО! Оно аккуратно забинтовано, наружу торчат только красные губы. Как страшно. Это напоминает Слендермена, но только я боюсь совсем не его.

Открываю глаза, когда утреннее солнце бьёт в окно.

********

Мы подъехали к Москве.

До того как поезд остановился, позавтракали химикатами. Я не произнёс ни слова и по-стоянно косился на Серого. Тот вёл себя обыденно, будто вчера между нами ничего не произошло. Стёпка тоже не особо бросался словами. Зато старший часто трещал с тётей Мариной, но в основном на бессмысленные бытовые темы.

За полчаса до подъезда мы сдали постель, а за пятнадцать минут я надел куртку. Поезд остановился на Казанском вокзале. Помнится, бывал я тут как-то в восьмилетнем возрасте. Отец взял меня в командировку и встречался на Казанском с человеком по работе.

Огромный вокзал тогда запомнился мне грязным, переполненный нерусскими людьми. Может, в этой реальности всё иначе?

Как только поезд заехал под накрытие, погрузив купе во мрак, и замер на рельсах, мы втроём ринулись наружу.

– Не торопитесь, - приказала тётя Марина.
– Вдруг нас там поджидает оранжевая бригада.

Однако мы всё же высыпали в пустынный коридор вагона, не собираясь выходить. Впе-реди светился тамбур с открытой дверью. Нам туда, но мы не рискуем. Военный здесь тётя Марина, пусть она и идёт первой.

И вдруг.

До моих ушей доносится знакомый вой. Вряд ли я, пересмотревший по нескольку раз обе части Сайлент Хилла перепутаю с чем-либо сигнал воздушной тревоги.

Замираю и прикладываю палец к губам.

– Стёпка, ты слышишь?
– шепчу.

– Ага, - кивает тот, немного напуганный.

Нас отвлекает громкий голос Серого:

– А! Пацаны! Что случилось?!

Он вернулся в купе, и теперь мы бежим на его зов. Купе нисколько не изменилось, только вот... оно пустовало. Тётя Марина исчезла.