Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов
Шрифт:
Осматривая въ началъ 1789 года Очаковскую степь, Князь Таврическiй обратилъ особенное вниманiе на удобство мъста, гдъ ръка Ингулъ впадаетъ въ Бугъ, и приступилъ къ заложенiю при ономъ корабельной верфи. Мъсто это Потемкинъ наименовалъ Николаевымъ, желая воздать долгъ благодарности покровителю Русскаго оружiя, Св. Чудотворцу Николаю. Вскоръ получилъ онъ позволенiе явиться въ С. Петербургъ, гдъ ожидалъ его блистательный прiемъ. Нъсколько дней до прiъзда покорителя Очакова освъщаема была каждую ночь дорога, ведущая въ столицу, на разстоянiи двадцати верстъ. Императрица предупредила его своимъ посъщенiемъ и потомъ объявила на придворномъ балъ: что пришла отъ Князя Потемкина. Такъ Екатерина умъла награждать заслуги подданныхъ! Царедворцы давали ему праздники, стараясь на перерывъ превзойти другъ друга великолъпiемъ и пышностiю. Передъ отъъздомъ изъ С. Петербурга Потемкинъ получилъ отъ Государыни сто тысячь рублей, Фельдмаршальскiй жезлъ, украшенный брилiантами и обвитый богатымъ лавровымъ вънкомъ, орденъ Св. Александра Невскаго, для ношенiя на груди, укръпленный къ драгоцънному солитеру, стоившему сто тысячь рублей{320}и шесть миллiоновъ на продолженiе военныхъ дъйствiй.
Въ Турцiи владычествовалъ тогда Селимъ III, племянникъ Абдулъ-Гамида, Государь юный лътами, но отважный. Расточая золото, чтобы щадить кровь человъческую, Потемкинъ умълъ склонить на свою сторону Султаншу Валиду и
– Въ Бендерахъ найдено триста орудiй, двадцать пять мортиръ, нъсколько тысячь пудъ пороха, множество бомбъ, ядеръ, гранатъ, ружей, сабель, двадцать двъ тысячи пудъ сухарей и двадцать четыре тысячи четвертей муки. Императрица прислала завоевателю сто тысячь рублей, лавровый вънокъ, осыпанный изумрудами и брилiантами въ полтораста тысячь и золотую медаль, выбитую въ честь его{321}. Взятiе Бендеръ довершило завоеванiе Молдавiи и большой части Бессарабiи. Расположивъ войска свои на зимнихъ квартирахъ, Потемкинъ отправился въ Яссы, гдъ производилъ переговоры съ Константинополемъ.
9 Февраля 1790 года прекратилась жизнь върнаго союзника Екатерины II, Императора Iосифа. Потемкинъ, возведенный на степень Великаго Гетмана Козацкихъ Екатеринославскихъ иЧерноморскихъ войскъ, открылъ, въ Маъ, военныя дъйствiя въ предълахъ Турцiи: Контръ-Адмиралъ Ушаковъ поразилъ Оттомановъ на водахъ Чернаго моря; Генералъ-Маiоръ Германъ разбилъ на Кубани славнаго Сераскира Баталъ-Пашу и взялъ его въ плънъ; Генералъ Гудовичь овладълъ Килiею; Контръ-Адмиралъ Рибасъ Тульчею; братъ его Исакчею; Суворовъ Измаиломъ. Потемкинъ проводилъ это время въ Яссахъ съ великолъпiемъ и пышностiю, ему одному свойственными; но среди различныхъ увеселенiй, Князь Тавриды былъ мраченъ, задумчивъ, искалъ разсъянiя, и вездъ унынiе, грусть преслъдовали его. Шестнадцать лътъ онъ первенствовалъ въ Россiи, не страшась совмъстниковъ: явился Зубовъ{322}и могуществомъ своимъ пробудилъ сладостную дремоту самонадъяннаго вельможи.
– "Матушка, Всемилостивъйшая Государыня! писалъ тогда къ Императрицъ Потемкинъ - "Матушка родная! При обстоятельствахъ, Васъ отягощающихъ, не оставляйте меня безъ увъдомленiя. Не ужели Вы не знаете мъру моей привязанности, которая особая отъ всъхъ? Каково слышать мнъ со всъхъ сторонъ нелъпыя новости и не знать: върить ли, или нътъ? Забота въ такой неизвъстности погрузила меня въ несказанную слабость. Лишась сна и пищи я хуже младенца. Всъ видятъ мое изнуренiе. Ъхать въ Херсонь сколь ни нужно, не могу двинуться. Ежели моя жизнь чего нибудь стоитъ: то въ подобныхъ обстоятельствахъ скажите только, что Вы здоровы и проч."{323}. Онъ отправился въ С. Петербургъ, въ Февралъ 1791 года, былъ принятъ съ отличнымъ уваженiемъ Императрицею, получилъ отъ Нея въ подарокъ дворецъ, извъстный подъ именемъ Таврическаго; платье, укращенное алмазами и дорогими каменьями, въ двести тысячь рублей.
Всъ продолжали раболъпетвовать передъ Потемкинымъ и со всъмъ тъмъ глубокая печаль не покидала его: онъ скучалъ почестями, ласками; былъ недоволенъ всъми, даже самимъ собою; жаловался приближеннымъ на боль зуба, говорилъ: что выъдетъ изъ С. Петербурга тогда только, кат выдернетъ оный и, предаваясь горестнымъ предчувствiямъ, устроивалъ въ своемъ Таврическомъ дворцъ блистательный праздникъ для Екатерины. Особливое вниманiе заслуживали двъ огромныя залы, отдъленныя одна отъ другой восемнадцатью колоннами. Первая изъ нихъ назначена была для танцевъ: колоссальные столбы въ два ряда окружали оную; между ими находились ложи, убранныя гирляндами и внутри богатыми штофами; на сводъ висъли огромные шары, служившiе вмъсто люстръ; блескъ ихъ отражался въ безчисленныхъ зеркалахъ ; вазы Каррарскаго мрамора необыкновенной величины, и печи изъ лазуреваго камня украшали эту залу. Въ другой находился зимнiй садъ, наполненный лавровыми, померанцовыми и митровыми деревьями: песчаныя излучистыя дорожки, зеленые холмы и прозрачные водоемы, въ которыхъ ръзвились золотыя и сребристыя рыбы; прiятный запахъ растънiй; восхитительное пънiе птицъ; гротъ, убранный зеркалами съ мраморною купальнею внутри; возвышавшiйся на ступеняхъ сквозный алтарь, съ восьмью колоннами, поддерживающими сводъ его; яшмовыя чаши, лампады, вънки и цъпи изъ цвътовъ, украшавшiя оный; поставленная среди колоннъ на порфировомъ подножiи съ златою надписью: Матери Отечества и мнъ премилосердой, статуя Императрицы изъ Пароскаго мрамора; лабиринтъ, окружавшiй алтарь съ жертвенниками благодарности и усердiя, истуканами славныхъ мужей въ древности, драгоцънными сосудами, и на зеленомъ лугу высокая пирамида, обдъланная въ злато, съ гранеными цъпочками и вънцами, изъ разныхъ прозрачныхъ каменьевъ, съ лучезарнымъ именемъ Екатерины: все это напоминало о волшебныхъ замкахъ, изумляя взоры прелестнымъ соединенiемъ разныхъ климатовъ и временъ года.
На этотъ праздникъ были приглашены Княземъ Таврическимъ (28 Апръля) три тысячи особь обоего пола. Всъ были въ маскарадныхъ платьяхъ. Потемкинъ явился въ аломъ кафтанъ и богатой длинной епанчъ изъ черныхъ кружевъ. Одежда его блистала драгоцънными каменьями, а на шляпъ было ихъ столько, что одинъ Адъютантъ несъ оную. Послъ шести часовъ прибылъ туда Дворъ. Когда карета Императрицы подъъхала къ крыльцу, раздалось въ воздухъ ура! загремъли трубы на амфитеатръ, построенномъ противъ Дворца, и начался народный праздникъ{324}. Потемкинъ и всъ гости его встрътили Государыню съ знаками глубочайшаго почтенiя и преданности. Вступивъ въ залу, Екатерина взошла на приготовленное для Нея мъсто, окруженное прозрачными картинами и надписями. Все собранiе разсъялось подъ колоннами и въ ложахъ. Торжественные звуки музыки вокальной и инструментальной{325}разнеслись подъ сводами залы. Двадцать четыре пары знатнъйшихъ дамъ и кавалеровъ начали танцовать балетъ, изобрътенный самимъ хозяиномъ. Великiе Князья Александръ и Константинъ Павловичи, своимъ участiемъ придали болъе блеска этой прелестной труппъ. Танцовавшiе были въ бълыхъ платьяхъ, украшенныхъ брилiантами на десять миллiоновъ рублей. Въ концъ балета явился славный ЛеПикъ.
– Императрица удалилась потомъ въ другую залу, гдъ богатые ковры в гобелины обратили вниманiе посътителей. Въ ближней комнатъ стоялъ искусственный золотой слонъ, на которомъ висъли жемчужныя бахрамы и множество было алмазовъ, изумрудовъ и рубиновъ. Онъ ворочалъ хоботомъ и сидъвшiй на немъ Персiянинъ, великолъпно одътый, ударилъ въ колоколъ. Тогда Потемкинъ повелъ высокихъ своихъ посътителей и прочихъ гостей въ театръ. Занавъсъ поднялся: явилось лучезарное солнце, въ срединъ котораго въ зеленыхъ лаврахъ сiяло вензловое имя Екатерины II-й. Поселяне и поселянки, воздъвая руки къ благотворному свътилу, показывали движенiями усерднъйшiя свои чувствованiя. За симъ слъдовала комедiя, а послъ оной балетъ, представлявшiй Смирнскаго купца, торгующаго невольниками всъхъ народовъ, между которыми не было, однакожъ, ни одного Русскаго. Изъ театра собранiе возвратилось въ большую залу и зимнiй садъ: сто тысячь огней освъщали внутренность дома. Карнизы, окна, простънки усыпаны были кристальными шарами, наполненными воскомъ. Огромныя люстры и фонари умножали блескъ. Вездъ сверкали яркiя звъзды или прекрасныя радуги изъ рубиновъ, изумрудовъ, яхонтовъ и топазовъ. Безчисленныя зеркала и хрустальныя пирамиды отражали это волшебное зрълище. "Ужели мы тамъ, гдъ и прежде были?" - спросила Императрица Потемкина съ удивленiемъ. Между тъмъ на хорахъ, украшенныхъ драгоцънными Китайскими сосудами и двумя позлащенными органами, заиграли Польской съ громомъ литавръ, пънiемъ и пушечными выстрълами:
Громъ побъды раздавайся!
Веселися храбрый Россъ!
Звучной славой украшайся:
Магомета ты потрёсъ.
Славься симъ, Екатерина!
Славься, нъжная къ намъ Мать!
Воды быстрыя Дуная
Ужъ въ рукахъ теперь у насъ;
Храбрость Россовъ почитая,
Тавръ подъ нами и Кавказъ.
Славься симъ , Екатерина!
Славься, нъжная къ намъ Мать! и проч.{326}.
Во время бала, Государыня играла въ карты съ Великою Княгинею Марiею Феодоровною. Музыка, танцы, пляски (въ томъ числъ Русскiя и Малороссiйскiя), качели, находившiяся внутри покоевъ, и разныя другiя увеселенiя занимали гостей. Въ наружномъ саду, наполненномъ толпами любопытнаго народа, зажжены увеселительные огни; пруды были покрыты флотилiею, прекрасно иллюминованною; рощи и аллеи испещрены также фонарями. Голоса пъсенниковъ и звуки роговъ раздавались между деревьями.
– По данному отъ хозяина знаку вдругъ исчезъ театръ, а на мъсто его, и еще въ нъсколькихъ комнатахъ, явились для шести сотъ особъ накрытые столы. Они расположены были такимъ образомъ, что взоры всъхъ обращались къ лицу Государыни. Прочiе гости ужинали стоя: для чего разставлено у стънъ множество столовъ. Въ концъ залы, на самой высотъ, сiяли стеклянные разноогненные сосуды. Сервизъ былъ золотой и серебряный. Кушанья и напитки соотвътствовали великолъпному убранству дворца, богатой одеждъ служителей. Потемкинъ самъ служилъ Императрицъ; но Она пригласила его състь. Послъ ужина балъ продолжался до утра. Государыня съ Августъйшею Фамилiей уъхала въ одиннадцать часовъ. Никто не помнилъ, чтобы Она пробыла гдъ нибудь на балъ такъ долго. Казалось, Екатерина удаленiемъ своимъ боялась нарушить блаженство хозяина. Когда Она выходила уже изъ залы, вдругъ раздалось нъжное пънiе съ тихимъ звукомъ органовъ, низшедшее съ хоровъ, которые закрыты были разноцвътными стеклянными сосудами, озаренными яркимъ огнемъ. Всъ безмолвствовали и внимали прiятной гармонiи:
Царство здъсь удовольствiй;
Владычество щедротъ Твоихъ;
Здъсь вода, земля и воздухъ
Дышетъ все Твоей душой;
Лишь Твоимъ я благомь
И живу и счастливъ.
Что въ богатствъ и честяхъ?
Что въ великости моей,
Если мысль, Тебя не зръть,
Духъ ввергаетъ въ ужасъ.
Стой и не лети, ты, время!
И благъ нашихъ не лишай.
Жизнь наша путь есть печалей:
Пусть въ ней цвътутъ цвъты{327}.
Императрица изъявила признательность свою Потемкину, который съ благоговънiемъ палъ на колъна передъ Нею, схватилъ Ея руку, оросилъ оную слезами, нъсколько минутъ держалъ съ особливымъ душевнымъ умиленiемъ......
Такъ удивлялъ Потемкинъ своимъ великолъпiемъ жителей береговъ Невы; между тъмъ берега Дуная обагрялись кровiю Христiанъ и Оттомановъ. Онъ откладывалъ отъъздъ въ армiю, жертвовалъ славой своею и безъ пользы терялъ только время, Уже Репнинъ разбилъ на голову, 28 Iюня, при Мачинъ Верховнаго Визиря Юсуфъ-Пашу, подписалъ съ Турецкими Полномочными, 31 Iюля, предварительныя мирныя статьи, какъ наконецъ прибылъ въ Галацъ Князь Таврическiй. Въ досадъ на храбраго Полководца, исхитившаго у него побъду Потемкинъ уничтожилъ постановленный имъ договоръ, считая оный не соотвътственнымъ достоинству Имперiи. Предписывая тягостныя условiя Турцiи, онъ готовился къ новой брани, въ то время, какь смерть невидимо носилась надъ главою его а предвъстники ея, изнуренiе силъ, тоска увеличивали душевныя страданiя! Въ Галацъ скончался Принцъ Виртембергскiй: выходя (12 Августа) изъ церкви, разстроенный, огорченный Потемкинъ сълъ, вмъсто своихъ дрожекъ, на дроги, приготовленныя для мертваго тъла. .... Въ Яссахъ постигла его лихорадка: искусство медиковъ, Тимана и Массота, осталось недъйствительнымъ. Потемкинъ, своенравный, привыкшiй къ роскошнымъ объдамъ, давалъ пишу своей болъзни. Между тъмъ дъятельность его не ослабъвала; онъ продолжалъ вести обширную переписку; курьеры летали во всъ концы Европы чаще обыкновеннаго; Польскiе вельможи, недовольные новыми перемънами, послъдовавшими въ ихъ отечествъ и бояре Молдавскiе - искали его покровительства. Но внутренняя скорбь не давала ему покоя; онъ чувствовалъ приближенiе своей кончины; прiобщился Св. Тайнъ 19 Августа и 27 Сентября{328}; простился съ окружавшими одръ его и, черезъ нъсколько дней, изъявилъ желанiе выъхать изъ Яссъ, говоря: "по крайней мъръ умру въ моемъ Николаевъ."
4 Октября 1791 г., въ 8 часу утра, положили Потемкина въ коляску. Онъ отъъхалъ въ тотъ день не болъе двадцати пяти верстъ; былъ довольно веселъ; утъшалъ себя мыслiю : что оставилъ гробь свой{329}. Наступила ночь: болъзнь усилилась. Потемкинъ безпрестанно спрашивалъ: скоро ли разсвътетъ? Въ шесть часовъ (5 Октября) велълъ вынесть себя въ коляску; повезли его далъе: смертельная тоска продолжала его безпокоить; онъ приказывалъ останавливаться, вопрошалъ: нътъ ли въ близидеревни?
– велълъ ъхать скоръе и на тридцать восьмой версть отъ Яссъ, въ двънадцатомъ часу по полуночи, при усилившемся мучительномъ безпокойствъ и томленiи, произнесъ слабымъ голосомъ: "Будетъ. Теперь не куда ъхать: я умираю. Выньте меня изъ коляски; хочу умереть на полъ." - Исполнили волю его: положили умиравшаго на разостланный плащь близь дороги. Здъсь лежалъ онъ три четверти часа, обращая умилительный взглядъ поперемънно на Небо и на предстоявшихъ и въ двънадцать часовъ тихо опочилъ на рукахъ любимой своей племянницы, Графини Браницкой, въ силъ мужества, имъя только пятьдесять пять лътъ отъ-роду{330}. Ночью повезли его обратно въ Яссы, въ томъ же самомъ экипажъ, окруженномъ факелами.
Екатерина оплакала кончину Потемкина, повелъла въ день мирнаго торжества съ Портою Оттоманской (1793 г.): въ память его заготовить грамоту съ прописанiемъ въ оной завоеванныхъ имъ кръпостей въ прошедшую войну и разныхъ сухопутныхъ и морскихъ побъдъ, войскалш его одержанныхь; грамоту сiю хранить въ Соборной церкви града Херсона, гдъ соорудить мраморный памятникъ Таврическому, а въ арсеналъ тогожъ града помъстить его изображенiе и въ честь ему выбить медаль.
Гробница Потемкина поставлена на катафалкъ въ склепу, обитомъ чернымъ бархатомъ и находящемся подъ алтаремъ Соборной церкви воздвигнутаго имъ Херсона{331}. Нынъ сооруженъ ему въ этомъ городъ колоссальный памятникъ, изваянный славнымъ художникомъ нашимъ, Мартосомъ.