Биориск

Фиалковский Конрад

– Нет. Я никогда не был в Буэнос-Айресе.

– Да, теперь это уже в прошлом. По субботам мы ездили на море... Знаете, мне здесь больше всего не хватает плавания и моря. Изредка по вечерам, когда дует ветер, я чувствую его запах. Отсюда до побережья не так далеко.

– Я знаю.

– Но вы еще не чувствуете его. Это начинается через несколько месяцев, иногда через полгода.

– Что?

– Мне трудно определить словами... Пожалуй, какое-то беспокойство. Вам хочется уехать, во что бы то ни стало уехать...

– Тоска?

– Нет, тоска по дому, по близким, по людям вообще появляется сразу. Но это другое, с трудом поддающееся определению, что-то глубоко запрятанное. Пожалуй, я зря говорю вам это.

– Почему? Я хочу знать все заранее.

– Со мной было иначе. Я не представляла себе, что получится именно так. Иногда мне кажется, что я, пожалуй, не приехала бы сюда, если бы знала.

– И что тогда?

– Наверное, меня бы уже не было в живых. В лучшем случае я была бы прикована к коляске. Тогда я ужасно боялась этого, пожалуй, даже больше, чем смерти. Вы можете представить себе? Смотреть на прохожих, других девушек, людей, едущих на работу, и знать, что ты лишена всего этого... навсегда. Остаться здесь - это был единственный выход. Хожу, работаю, иногда даже плаваю в нашем бассейне. Но с этим обстоит хуже, потому что у меня не сгибаются ноги, особенно в суставах.

– Другого выхода не оставалось?

– - Нет. Я побывала у самых известных специалистов. Даже в другом полушарии, в Европе. Парень, с которым я была, отправил меня туда. Он копил деньги на дом. Мне повезло с ним. Он хотел жениться на мне, но Эгберг принимает только одиноких. Впрочем, я не знаю, вышла бы ли я за него вообще. В этом не было смысла.

– А как вы попали сюда, в институт?

– Один из врачей, которого я посетила, когда дыхательный центр уже начал сдавать, сказал мне об этом. Он утверждал, что лечебница Эгберга единственная клиника, которая могла бы взяться за операцию. Но при этом сделал оговорку, что ничего мне не советует, а просто информирует.

– Эгберг потребовал деньги?

– Нет. Мой случай был слишком необычным. Доктор сказал, что может согласиться сделать мне операцию только в виде эксперимента. Благополучного исхода он не гарантировал. Надо отдать ему должное, Эгберг не слишком обнадеживал меня.

– И вы согласились?

– А что мне оставалось делать? Я прошла через все эти формальности, подписала все доверенности и заявления и вот, жива, как видите.

– А тот?

– Кто?

– Тот, в бункере.

– Ах, Бертольд! Бертольд тоже подписал. Он просто оказался без денег. У него было только сердце.

– Кем он работал?

– Электронщиком. Бертольд был уже в годах. Он как-то говорил мне, что помнит времена, когда электрическая цепь состояла из отдельных транзисторов.

– Он долго прожил здесь?

– Несколько лет. Бертольд уже находился в институте, когда я появилась. Я даже любила его. Спокойный, немногословный человек, которого почти не видно. Он не вылезал из своей лаборатории, и я даже не всегда замечала его за обедом. В тот раз он тоже не пришел, а потом Джозеф нашел его в бункере. Бертольд знал, что вход внутрь бункера означает для него смерть.

– Так же, как и слишком большое удаление от института?
– Мольнар задал этот вопрос специально, хотя уже знал ответ.

– Не совсем, в бункере ослабление поля происходит неожиданно. Там сильная экранировка... и получается так, будто сердце внезапно останавливается. Так говорил Эгберг - как-то он предупреждал нас об этом. А если выйти за радиус действия поля, начнется медленная агония. Напряжение падает постепенно, с каждым метром.

– И Бертольд предпочел бункер?

– Видимо, он поскользнулся на пандусе. Там есть такая наклонная поверхность, - добавила она.
– Эгберг утверждал, что он не успел выйти оттуда, потому что упал в обмороке.

– А вы?

– Что я?

– Что вы думаете об этом?
– Он заметил, что она машинально посмотрела на экран.

– Я? Да, наверное, с ним случился обморок. Это был пожилой человек. Да, пожалуй, так и вышло, добавила Маг тише.
– Не хотите пить?
– спросила она.

– Нет, благодарю вас.
– Мольнар прикрыл глаза.

Он думал о пожилом человеке, который умер в бункере из-за того, что его искусственное сердце перестало получать питание от энергетического поля, создаваемого в институте. Искусственное сердце остановилось точно так же, как настоящее. Мольнар вспомнил, как упал тогда, перед воротами, и даже не почувствовал падения, вспомнил и верхушки сосен, теряющие очертания и расплывающиеся на фоне неба. Потом он уснул.

Через несколько дней профессор уже мог пройтись по комнате от кровати до кресла. Дважды в день приходил Эгберг вместе с Дорном, своим молчаливым ассистентом, которого Мольнар видел после того ужина на экране. Он вел себя как врач, обыкновенный врач, и они говорили о температуре тела у Мольнара, его давлении и дыхании. Изредка профессор задумывался над тем, когда наконец Эгберг скажет ему, что он стал новым приобретением его фермы, но тот осматривал швы и уходил. Мольнар продолжал ждать. Он был еще слаб, очень слаб.

Иногда приходил один Дорн, но Маг не показалась ни разу. Мольнар не спрашивал о ней. Он перебрал в уме все возможности и решил не проявлять любопытства. Если ее отсутствие было. результатом решения Эгберга, который слышал их разговор и посчитал, что она сказала слишком много, его расспросы не имели смысла. Если же ее отсутствие было случайностью, в будущем она могла оказаться для Мольнара источником информации, какую он никогда не получит от Эгберга или Дорна, потому что Дорн почти всегда отмалчивался. Только однажды, когда ассистент наносил красным карандашом новые данные в карту болезни Мольнара, он неожиданно обратился к профессору:

– Когда-то я учился по вашему учебнику.

– В самом деле?

– По новому изданию. Оно появилось, когда и еще был студентом.

Мольнар помнил этот учебник. Издатель разыскивал его несколько месяцев. Профессор помнил и представителя издательской фирмы - тот был в темном костюме, с черной папкой, из которой вынул подготовленный договор. Мольнар усадил его за маленький стол, прикрытый прожженной в нескольких местах скатертью из какого-то синтетического материала. Пот струйками стекал по лицу гостя, он то и дело вытирал лицо большим белым платком и так до конца и не поверил, что разговаривал с тем человеком, которого разыскивал, профессором неврологии, чей учебник хочет издать его фирма. Позднее Мольнар получил чек, который в его положении был целым состоянием, и купил лодку с мотором. Потом профессор ловил на ней рыбу, и мужчины, с которыми он работал, завидовали ему.