Бирит-нарим

Медведникова Влада

Лабарту чувствовал их жизни - четверо, где-то близко, на пустой улице.

Ждут меня.

Когда идешь к людям, нельзя выдавать своей жажды. Ни словом ни жестом не показать, как одна за одной накатывают жаркие и ледяные волны, остаются болью в груди.

Ни Шебу, ни Тирид не учили его этому, но отчего-то он знал - так верно.

Жертвенная кровь текла сегодня в жилах высокого раба - сверкала в запястьях, оплетенных священными шнурами, вспыхивала на горле. Грохот людских сердец казался оглушительным, а рассветное

солнце - слишком близким и алым, и Лабарту зажмурился на миг.

Но краткого вдоха было достаточно, - и жажда вновь покорилась. Лабарту открыл глаза и взглянул на тех, кто привел ему жертву.

– Приветствую тебя, Лабарту, - сказал Ур-Саг, старший из них.

Странно было видеть его тут, - один из верховных служителей Нанше, он редко покидал пределы храма. Но Ур-Саг не страшился демонов, и Лабарту часто приходил к нему сам, расспрашивал и слушал. Иногда жрец замолкал на полуслове и говорил потом: "Ты демон, сын демонов, ты дитя Ану. Но есть то, что не так просто понять, то, что знать тебе еще рано".

И сегодня Ур-Саг, оставил храм, пришел на покинутую людьми улицу, к жилищу демона, - зачем? Лабарту крепко держал жажду, ждал важных слов.

Но Ур-Саг лишь подозвал младшего жреца - тот подставил чашу. Раб вытянул руку, сверкнуло лезвие. Кровь потекла, утренний свет бился в ней, наполнял сосуд, все быстрей и быстрей, все ярче, до краев.

– Пей, дитя Ану, - сказал жрец, протягивая чашу.

От первого глотка всегда вспыхивает сердце и, даже если в мыслях печаль, хотя бы на миг радость наполняет душу. Жажда гаснет, не остается от нее и следа, а затем уже можно ощутить не только силу и сияние солнца, но и вкус меди под вкусом крови, почувствовать знаки Нанше на краях чаши, вновь услышать голоса и дыхание города.

Еще окутанный солнечным огнем, Лабарту ждал - сейчас Ур-Саг скажет что-то важное - не потому ли он пришел сюда? Но жрец поклонился и, вместе с другими поспешил прочь. Но не обратно к храмам и средоточию людей - нет, прочь из города, к полям и каналам.

Лабарту смотрел им вслед, не понимая.

Один из жрецов подтолкнул раба - тот шел как во сне, повязка у него на руке уже набухла кровью - прикрикнул:

– Поторопись! Они ждут нас!

– Стойте!
– позвал Лабарту.
– К кому вы ведете его?

Ур-Саг обернулся.

– К демонам, что пришли вчера в полдень, - ответил он.

Достаточно крикнуть - и остановить людей, или же пойти за ними следом, увидеть самому... Но Лабарту остался у дверей, стоял, пока не осела пыль от шагов, пока жар не утих в сердце и мысли не стали ясными. Тогда он вернулся во двор.

Поднялся на крышу - плетеные циновки шелестом ответили на его шаги. Дальние дома уже не скрывали солнце, оно теряло алый цвет, раскалялось все жарче. Лабарту вдохнул утренний свет, закрыл глаза, обернулся на запад - туда, куда ушли жрецы, - и не знал уже, как мог не заметить прежде.

Людские жизни как солнечный узор на земле, движущийся от порывов ветра, и среди него сияние - словно блик в воде, словно отблеск медного зеркала. Знакомый, но чужой, никогда не вплетался в узор города прежде, не звучал в голосе Лагаша.

Память нахлынула, повлекла за собой, и голоса родителей зазвучали рядом.

"Придя в чужой край, - сказала Тирид, - отыщи демона, что владеет им, и проси права пить кровь в его городе. Или сразись, победи и забери себе его землю. Это правило нельзя нарушать."

"Ты будешь хозяином Лагаша, - сказал Шебу.
–  Сражайся за свою землю."

Он был хозяином Лагаша теперь, готов был встретить чужака, приветствовать или сразиться. Но тот не пришел. Преступил правило, которое нельзя нарушать.

Но вчерашний день был наполнен запахами трав, вкусом воды Тигра, следами диких зверей. До заката Лабарту блуждал в степи, и как мог чужак, пришедший в полдень, найти его? У людей - свои законы, а правил Энзигаля они не знают.

Нужно ждать - скоро чужак поймет, что не один здесь. Скоро его сила станет ближе и ярче, от канала, по петляющей улице, он поднимется к дому Лабарту, и хозяин Лагаша выйдет говорить с ним.

Лабарту ждал. Город шумел, наполнялся движением. К полудню, когда когда солнечный свет превратился в жар, опьянящий демонов и нестерпимый для людей - Лагаш стих, его голос стал похож на шелест волн. Но солнце миновало зенит, склонялось все ближе к закату, и город вновь пробудился. Удлиннились тени, зазвучал гонг в храме.

Никто не придет.

Лабарту спустился во двор, вышел на улицу. Солнце и ожидание расплавили мысли, и в сердце сплетались обида и злость, рвались наружу, заставляя ускорить шаг.

Но это были детские чувства, их нельзя выпускать на волю. Он был хозяином Лагаша и должен был встретить тех, кто пришел на его землю. Тех, кто нарушил закон.

Когда дома остались позади, улица превратилась в утоптаную тропу, а воздух наполнился запахами тростника, воды и сырой глины, - тогда Лабарту понял, что чужак не одинок. Тихий отблеск силы рядом с ним, отражение отражения... Лабарту пошел медленнее, прислушиваясь к чувствам. И, еще не увидев, знал, - пришедших двое, они связаны родством, ведь так похоже и переплетено мерцание их силы.

Эти двое не обернулись, словно не почувствовали приближение. Так сидели - на берегу, среди вечерних теней, смотрели на закатное небо.

Ни души вокруг - люди не задерживаются возле ночлега демонов, звери разбегаюся, птицы улетают прочь. Остается лишь шелест тростников, запах крови, пролитой давно, и аромат цветов у воды.

Еще пара шагов, и Лабарту готов был позвать, окликнуть вслух, - но не пришлось.

Чужак поднялся, стремительно, как зверь в степи, застигнутый врасплох. Его волосы горели медью, взгляд был неприветливым и темным.