Биржевой дьявол

Ридпат Майкл

Я повернулся к Нельсуну, ища поддержки. Он кивнул.

— Хорошо, — согласился Луис. — Но вопрос придумывай сам.

Вопрос был таким: в каком городе жил Дейв? Проблема была в том, что Луис так и не успел его задать.

Когда Луис потребовал доказательства, что его дочь жива, Зико взбеленился и наотрез отказался.

Луис положил трубку. Его застывшее лицо напоминало маску.

— Ты понимаешь, что это значит? — негромко спросил Нельсун. — Ее, может, уже нет.

Луис стоял, глядя на нас, — высокий, мрачный и высохший. Последние дни и особенно последние

несколько минут превратили его в старика.

— Я поднимусь в ее комнату, — пробормотал он.

Я почти бежал по тропинке, а тропические заросли обступали меня со всех сторон. Я ничего не видел перед собой, только землю под ногами. У меня перед глазами стояла Изабель.

Противоречивые чувства обуревали меня. Ведь мы почти не были знакомы, но мне казалось, что я знаю ее лучше, чем кого бы то ни было в этом мире. Я снова и снова прокручивал в памяти наши разговоры, особенно ночные, когда говорилось одновременно обо всем и ни о чем. Передо мной возникали какие-то обрывки образа: огромные глаза, робкая улыбка, черные волосы. Я вспомнил, как впервые увидел ее в трейдинговом зале Dekker Ward, такая гибкая, соблазнительная, манящая.

Я выбежал из леса на небольшое пастбище. За моей спиной открывался изумительный вид, но я не обернулся.

Я был зол, страшно зол. На себя за то, что оставил ее; на Нельсуна за то, что он вовремя не остановил полицию и спугнул бандитов; на Луиса за то, что он не взял все под свой контроль. Но больше всего — и в этом я даже самому себе не хотел признаваться — я был зол на Изабель. Ведь она знала, что представляет собой лакомую поживу, так почему не вела себя осторожнее? Почему позволила себя похитить и убить — именно сейчас, когда она стала так много для меня значить?

Штука была в том, что я до сих пор не знал, что она для меня значит. Я запутался. Наши отношения только-только начались. А как было бы дальше? Что из всего этого могло бы получиться? В голове словно включилась ускоренная перемотка вперед — картинки нашей будущей жизни. Как бы она чувствовала себя в моей крошечной квартирке на Примроуз-Хилл? Трудно представить Изабель в такой обстановке.

Все это начало казаться мне абсурдным. Скорее всего, из наших отношений ничего бы не вышло. Из-за Зико и его прихвостней я никогда не узнаю, как оно могло бы быть.

С этим смириться я не мог.

Действительно ли ее убили? Нельсун полагал, что да. Луис верил, что она жива. От Зико мы так ничего и не добились.

Логика подсказывала, что прав Нельсун. У него был опыт в подобных делах. Но пока не будет доказательств, я не поверю в ее смерть. Здесь я на стороне Луиса. Я должен надеяться и молиться, чтобы она была жива, — пусть и вопреки логике.

Последние несколько дней были ужасны. Луис превратился в ходячий призрак. Корделия попала в больницу, врачи беспокоились, как стресс может отразиться на ее беременности. Нельсун Зарур порывался отказаться от гонорара, но Луис тут проявил твердость.

Я позвонил Рикарду и сказал ему, что не исключен самый страшный исход событий. Голос в трубке звучал глухо и безжизненно. Я сказал,

что скоро возвращаюсь в Лондон. Он отделался какой-то короткой фразой и повесил трубку. Изабель была права: она действительно что-то для него значила.

— А знаешь, ведь она жива.

Уже наступил вечер. За стеклом больших двустворчатых окон последние лучи солнца скрывались за вершиной горы, закрывавшей вход в долину. Перед нами пылал камин. Мы сидели каждый со своим «Баллантайнз», хмуро смотрели на огонь и молчали.

Я кивнул.

— Знаю.

— Мы должны в это верить, что бы ни говорили Нельсун или Зико.

— Да.

Снова молчание.

Луис пошевелился.

— Какой она была? На работе?

— Сдержанной. Очень собранной. Всегда старалась докопаться во всем до сути. Ее уважали.

Луис покачал головой.

— Я так удивился, когда она связалась с финансами. Удивился и, как ни странно, даже разочаровался. Она всегда была такой идеалисткой. Я, конечно, с ней во многом не соглашался, мы спорили. Но я уважал ее взгляды. Потом она уехала в Штаты, а вернувшись, решила доказать всем и вся, что разбирается в банковском деле лучше, чем я. Почему?

— Не знаю. Мне трудно судить о ее мотивах. А доказать, наверно, она хотела именно тебе.

— Но зачем?! Довольно того, что она просто моя дочь! Неважно, разбирается она в финансах или нет!

— Может быть, поэтому. Потому, что ты не возлагал на нее особых надежд. Впрочем, не знаю. Не вини себя. У тебя прекрасная дочь. Ты можешь ею гордиться.

Луис промолчал, глядя на огонь.

— И она вовсе не отказалась от своих взглядов и идеалов, — продолжал я. — Один проект favela чего стоил. Она так верила в него. Это был беспроигрышный шанс использовать свои знания и опыт и сделать что-то по-настоящему хорошее.

— Это и было по-настоящему хорошее. Чертовски жаль, что все пошло насмарку.

— Пошло, потому что Росс своими руками уничтожил проект.

— Боччи подонок. А Рикарду совершил колоссальную глупость, связавшись с ним. Dekker — серьезная организация, но их иногда слишком заносит. Я всегда был против, чтобы она там работала.

— У них настолько дурная репутация?

— Достаточно дурная. Впрямую в коррупции их, конечно, не обвиняли. Для этого Рикарду слишком умен и осторожен. Но все равно, вокруг них… — Он запнулся, ища подходящее слово. — Вокруг них был такой запашок. Они работали с людьми, с которыми нельзя было иметь дело. Тот же Боччи. И обходили правила там, где их не следует обходить.

Меня это не удивило.

— Но Изабель, наверное, знала обо всем этом, устраиваясь к ним на работу.

— Знала. Я пытался ее отговорить, но это еще больше утвердило ее в правильности принятого решения. Она сказала, что это прекрасная возможность для профессионального роста, а уж сама она намерена вести все дела честно. Уверен, что так оно и было. В Бразилии у нее прекрасная репутация.

— Вот вернусь и уволюсь, — вдруг вырвалось у меня.

— Уволишься? — Луис выпрямился в кресле. — Почему?