Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие
Шрифт:
– Она сказала прямо, что выходит за Спелвина?
– Сказала, что его любит.
– Надежда есть. Если они не обручились, это может пройти. В общем, я ее навещу, разузнаю.
– Хорошо бы, – сказал он. – А у вас, случайно, нет средства от клубничного сока?
Разговор с Джейн ни к чему не привел. Да, она обручилась со Спелвином. В порыве девической откровенности она привела и детали.
– Светила луна, ветерок шелестел в листьях. Вдруг он обнял меня, заглянул мне в глаза и воскликнул: «Я люблю вас! Я обожаю вас! Боготворю! О, моя
– Очень мило, – сказал я, думая о том, что Уильям Бейтс выразился бы иначе.
– В сентябре мы поженимся.
– Ты уверена, что это нужно?
Она удивилась:
– Почему вы спрашиваете?
– Видишь ли, при всех его достоинствах, он не играет в гольф.
– Да, – отвечала она, – но у него широкие взгляды.
– Широкие?
– Он не мешает играть мне. Ему даже нравится мой чарующий энтузиазм. Так он и сказал.
Мне на это нечего было сказать.
– Желаю счастья, – выговорил я. – Правда, я надеялся… но что там!
– А что?
– Ладно, скажу. Я надеялся, что ты выйдешь за Уильяма.
Глаза ее затуманились.
– Мне его очень жаль, он такой хороший.
– Лучше не бывает, – поддержал я.
– И такой добрый. Многие затеяли бы бог знает что, а он сказал «Ну-ну» и обещал помочь мне через неделю на Мшистой Пустоши.
Я решил, что будет тактичней сменить тему.
– Значит, ты снова едешь в эту Пустошь?
– Да. Мне надо пройти квалификационный отбор.
Ежегодный матч на Мшистой Пустоши был одним из главных событий для женщин, игравших в гольф. Сперва, как обычно, соревновались за медаль, потом играли тридцать две спортсменки с плохими показателями. Я был рад, что Джейн настроена оптимистично, поскольку она играла уже три года, начинала хорошо, но в список не попадала. Как многие игроки в гольф, она была гораздо лучше в матчах, чем в таких, отборочных, играх. Мшистая Пустошь бугриста и неровна, и каждый год плохая лунка сводила на нет семнадцать остальных достижений. Словом, я был рад, что она не пала духом.
– Все будет хорошо, – сказал я. – Играй осторожно, как здесь, и дело в шляпе.
– Это не важно, – отвечала она. – Говорят, в этом году только тридцать два места, так что все, кто достигнет финиша, войдут в список. Надо не сорваться, и все.
– А зачем тогда вообще устраивать матч?
– Нет, это нужно. Понимаете, будут давать призы за три первых места. И вообще, приятно думать, что если у меня опять не сложится с седьмой лункой, я все равно пройду.
– Да, конечно. А вообще, тебе очень идет игра в гольф.
– Надеюсь. Я играю, а Родни любуется.
– Он будет смотреть?
Упомянув жениха, она обрела красноречие, но я не стал ее слушать. Как-никак я – всецело за Уильяма. Мне не нравилось ее увлечение. Нет, я не узкий человек, обычные люди тоже могут жениться, но не на тех же, кто вот-вот выиграет медаль!
Зеленый комитет, как им и свойственно, привел в кой-какой порядок Мшистую Пустошь, но три самые мерзкие лунки остались в неприкосновенности. Я, конечно, имею в виду четвертую, седьмую и пятнадцатую.
Джейн легко прошла три первые лунки, а у четвертой заволновалась. Вообще-то все шло хорошо, как ни странно, благодаря не великой любви к Родни, а улыбке и советам Уильяма.
Честно говоря, она уже немного жалела, что разрешила Родни приехать. Очень мило с его стороны, что и говорить, но как-то он не вязался со священной атмосферой. К примеру, он не мог постоять спокойно, а к тому же что-то напевал. Она чуть не отвлеклась, но собрала всю волю и сделала великолепный удар.
– Здорово, – сказал Уильям Бейтс.
Джейн благодарно улыбнулась и посмотрела на Родни, ожидая похвал. Конечно, он не играет, но видно же, что удар – лучше некуда!
Родни стоял к ней спиной и смотрел вдаль из-под руки.
– Какой пейзаж! – произнес он. – Тихая зеленая впадина, залитая солнечным светом. Невольно вспоминаешь Авил он…
– Вы видели мой удар?
– …где нет ни дождя, ни снега, ни резкого ветра. А? Что? Удар? Нет, не видел.
Снова Джейн что-то кольнуло, но это сразу прошло, поскольку мяч идеально опустился на ровную траву. Прошлый раз это не удалось, тут всюду зловещие ямы с песком, которые так и влекут в свои мрачные глубины, – но сейчас она их миновала. Легкий удар удавался ей, и путь к опасной лунке был нетруден. Наклонившись над мячом, она услышала сладостную музыку.
Однако почти сразу она поняла, что ее издает Родни Спелвин, напевающий французскую песенку. Он стоял прямо за ней. Такие песенки хороши в благоухающем саду, но не на Мшистой Пустоши, на пути к четвертой лунке.
– Родни, пожалуйста! – взмолилась она.
– А?
Ну что он всегда переспрашивает?
– Ты бы не мог помолчать? – пояснила Джейн. – Я должна ударить по мячу.
– Ударяйте-ударяйте, – благодушно разрешил он. – Если вас это развлекает, ударяйте, не стесняйтесь.
Джейн снова склонилась над мячом, осторожно занося клюшку.
– О Боже! – вскричал поэт.
Мяч перемахнул через лунку ярда на три. Джейн нервно обернулась. Родни указывал вдаль.
– Како-ой оттенок! – говорил он. – Вы видели такой тон неба?
– О-о-о! – сказала она.
Джейн пошла к мячу. Легкая клюшка упала в ямку.
– Вы выиграли? – спросил Родни.
Она молча направилась к пятой подставке.
Пятая и шестая лунки на Мшистой Пустоши неплохие, если вести мяч прямо. Так и кажется, что создатели поля разрешили себе отдохнуть перед тем, как направить свою вредность на седьмую. Как вы помните, именно она подвела Сэнди Макхутса, победившего до этого в Открытом чемпионате. Она небольшая, и тяжелой клюшкой нетрудно загнать мяч на ровный газон перед ней, но сразу за подставкой, как бы дразнясь, резвится река. Если ты попал на газон, главное – там удержаться. Размером он с ковер, и летом, когда земля упруга, мяч так и норовит, коснувшись его, перескочить реку. Я напоминаю об этом, чтобы вы поняли положение Джейн.