Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие
Шрифт:
– В жизни бы не подумала! – сказала она.
– Нехорошо, – сказал он.
– Такие пустяки!
– Видимо, плохой характер.
– Нет, если всякая мелочь его бесит, за него нельзя выходить!
– Конечно, – согласился Уильям. – Он будет разбавлять кошке молоко, а уж с детьми… – Он глубоко вздохнул и ненадолго исчез. – Вот твоя сумка, старушка. Прямо тут и лежала.
– Уильям, – сказала Джейн, – ты самый лучший человек на свете.
– Ты думаешь?
– А я – дура, дура, дура!
– Вот что, – начал Уильям, вынимая угря из нагрудного кармана, – ты права, я всегда так думал, но не решался сказать. Вообще-то такой девушке лучше выйти за меня. Гольф, знаешь, то-се…
– Уильям! – вскричала она, извлекая из уха головастика. – Я согласна!
– Глупо жить с человеком, который не играет в гольф.
– Только приду домой, расторгну помолвку!
– И правильно, старушка.
– Уильям!
– Джейн!
Женщина с книгой взглянула вперед, переворачивая страницу, и увидела, что партнерша с кем-то обнимается, стоя в воде. Ну что ж. Ее дело.
Джейн нежно посмотрела Уильяму в глаза.
– Кажется, – сказала она, – я люблю тебя всю жизнь.
– Я уж точно люблю, – сказал он. – Сколько раз хотел признаться, но что-то мешало.
– Ты ангел, – сказала она. – И душечка. Где мяч?
– Вон он.
– Значит, восемьдесят третий?
– Именно. Гляди на него, и мягче, мягче…
Женщина перешла к двадцать пятой главе.
БЕЛЫЕ ФИАЛКИ
Дверь в курилку открылась, и наш энергичный секретарь сбежал на дерн у девятой лунки. В эту минуту резко хлопнула дверь, и старейшина, дремавший в кресле над сборником «Вудхаус о гольфе», открыл глаза, моргая от яркого света, и заметил секретаря, который что-то искал, словно охотничья собака.
– Вы что-то ищете? – заботливо спросил он.
– Да, книгу, – резко ответил секретарь. – Хотел бы я, чтобы народ был поаккуратней. Вы не видели роман «Человек без глаза»? Я его оставил на каком-то кресле, когда пошел завтракать.
– Вам повезло, – сурово сказал мудрец. – Не доверяю этим выдумкам. Насколько полезней вот такой сборник. Настоящая литература.
Секретарь подошел поближе, и старейшина с интересом принюхался.
– Что бы это могло?.. А, ясно, они у вас в петлице. Белые фиалки. Да-а… Белые фиалки…
– Девушка подарила, – застенчиво сказал секретарь. – Красиво, а?
Он смотрел вниз, на цветы, не замечая тем самым, что в глазах старейшины появился мрачный блеск. Если бы он заметил, он бы принял меры, ибо этот блеск предвещал воспоминания.
– Белые фиалки, – мечтательно повторил старейшина. – Занятное совпадение! Букетик фиалок и модный роман. Это напоминает мне…
Поздно спохватившись, секретарь дернулся, но собеседник неназойливо посадил его в соседнее кресло.
– …историю об Уильяме Бейтсе, Джейн Паккард и Родни Спелвине.
Секретарю полегчало.
– Вот
– Сейчас, – сказал старейшина, крепче держа секретаря за рукав, – я собираюсь рассказать вам другую историю об Уильяме Бейтсе, Джейн Паккард и Родни Спелвине.
Поскольку (сказал старейшина) вы не забыли моего рассказа, не буду его повторять. Замечу, однако, что временный приступ романтики, едва не связавший Джейн с человеком, который не только пишет стихи, но и не играет в гольф, прошел без следа. Когда, порвав со Спелвином, она соединила судьбу с Бейтсом, все пошло превосходно. Через два часа после свадьбы молодожены играли в гольф и с легкостью победили, что, несомненно, было добрым знаком. Цвет и сливки селения проводили их потом на станцию, и они отправились по стране, посещая избранные матчи.
Перед отходом поезда я отвел Уильяма в сторонку. И его, и Джейн я знал с детства, а потому всей душой стремился к успеху их союза.
– Уильям, – сказал я, – можно тебя на два слова?
– На одно, – ответил он.
– Ты заметил, – развернул я мысль, – что Джейн склонна к романтике? Вроде и не скажешь, но нет, склонна. Поэтому, как многие жены, она будет придавать значение разным мелочам. От мужа ей нужны не только любовь, не только верность…
– А поскорей нельзя?
– …но и внимание к пустякам. Скажем, она просто взбесится, если забыть дату вашей свадьбы.
– Ну, это ничего. Я запомнил.
– Предосторожности не помешают. Из года в год Джейн будет спрашивать: «Ты не забыл, какой сегодня день?» А ты, ответив: «Вторник», займешься ветчиной, нанося нежному сердцу тяжелую рану.
– А вот и нет, – сказал Уильям. – Я кое-что придумал. Вы знаете, как она любит фиалки?
– Фиалки?
– Особенно белые. Этот гад дарил ей по букету в день. Надо учиться у противников. Я договорился, что их будут присылать на каждую годовщину. Заплатил за пять лет вперед. Забуду – а фиалки-то здесь! Сбоев быть не может. Ну как?
– Замечательно, – одобрил я. Поезд тут же тронулся, и я с легким сердцем покинул станцию.
Джейн и Уильям вернулись и начали нормальную и счастливую жизнь. Утром они делали один раунд, днем – два, а вечером, в тихих сумерках, вспоминали лучшие удары. Джейн описывала, как ей удалось обойти бункер у пятой, Уильям – как он уклонился у седьмой от пологого склона, потом на них сходило блаженное молчание, знакомое только любящим, и наконец Уильям показывал тростью, как он использовал у шестнадцатой тяжелую клюшку. Ничего не скажешь, идиллия.