Битая карта
Шрифт:
— Почему вы так подумали?
Еще одна кривая улыбка.
— Она приехала одна, инспектор. И сказала, что поехала отдохнуть одна. Но ее ждал в машине какой-то мужчина. Либо там был Грегор и он не захотел меня видеть, либо там был… один из ее друзей.
— Откуда вы это знаете?
— Санитар сказал. Если хотите обеспечить себе бессонницу, попросите, пусть покажет вам дисциплинарный корпус. Доктор Форстер наверняка про него не рассказывал. Может, они меня туда отправят за то, что я вам наговорил.
— Заткнись, Макмиллан.
Ребус повернулся к санитару.
— Это правда? — спросил он. — Кто-то ждал миссис
— Да, кто-то ее ждал в машине. Какой-то тип. Я его видел из окна. Он вышел из машины размять ноги.
— Как он выглядел?
Санитар отрицательно покачал головой:
— Он уже садился в машину, когда я выглянул. Я только спину его и видел.
— А что была за машина?
— Черный «БМВ-3», в этом я уверен.
— У него хороший глаз — когда ему это нужно, инспектор.
— Заткнись, Макмиллан.
— Вы задайте себе вопрос, инспектор. Если это больница, то почему так называемые санитары являются членами Ассоциации тюремных работников? Это не больница, это камера хранения, только в ней держат психов, а не чемоданы. Но вся изюминка в том, что главные-то психи тут как раз и заправляют!
Он начал двигаться от стены, медленно, на нетвердых ногах, но сила в нем угадывалась безошибочно. Каждый нерв был натянут.
— К стене…
— Психи! Я отрезал ей голову. Господь знает, я сделал это…
— Макмиллан! — Санитар тоже начал двигаться.
— Но то было так давно… другое…
— Я тебя предупреждаю…
— И я так хочу… так хочу…
— Ну все. — Санитар ухватил его за руки.
— …прикоснуться к земле.
Когда санитар связывал его по рукам и ногам, Макмиллан не оказал никакого сопротивления. Санитар оставил его лежать на полу.
— Если оставить его на кровати, — сказал он Ребусу, — он скатится на пол и покалечится.
— А тебе это ни к чему, — сказал Макмиллан, чей голос теперь, когда он был связан, звучал почти спокойно. — Нет, брат, тебе это ни к чему.
Ребус открыл дверь, собираясь уходить.
— Инспектор!
Он повернулся:
— Да, мистер Макмиллан?
Макмиллан вывернул шею, чтобы видеть дверь.
— Прикоснитесь за меня к земле… пожалуйста.
У Ребуса поджилки тряслись, когда он выходил из больницы. Он не захотел посетить бассейн и спортзал. Вместо этого он попросил санитара проводить его в дисциплинарный корпус, но санитар отказался.
— Послушайте, — сказал он, — вам, возможно, не нравится то, что здесь происходит, мне тоже кое-что здесь не нравится, но вы же видели, как тут в любой момент все может измениться. Они считаются «пациентами», но попробуй повернуться к ним спиной. И одних их нельзя оставлять. Они будут глотать лампочки, переломают все ручки, карандаши и мелки, попытаются засунуть голову в телевизор. Ну, то есть не исключено, что они ничего этого и не сделают, но никогда нельзя быть уверенным… никогда. Попытайтесь посмотреть на это непредвзято, инспектор. Понимаю, что это нелегко, но попытайтесь.
И Ребус, прежде чем уйти, пожелал молодому человеку успеха в тяжелой атлетике. Во дворе он остановился у клумбы, глубоко сунул в нее пальцы, размял землю большим и указательным пальцем. Земля была приятной на ощупь. Приятно было выйти за ворота. До смешного были приятны вещи, которые он воспринимал как нечто само собой разумеющееся: земля, свежий воздух, свобода передвижения.
Он посмотрел на больничные окна, но не мог определить, за
«Куда девается здравый смысл, когда его приковывают к стене?»
Он снова двинулся на юг. В Кинроссе съехал с шоссе с разделительной полосой. Миновал Лох-Левен (место множества семейных пикников в те времена, когда Ребус был мальчишкой), на следующем перекрестке свернул направо и направился к сонным шахтерским деревушкам Файфа. Этот район был ему хорошо знаком. Он здесь родился и вырос. Он знал эти серые жилые кварталы, магазинчики на углах и убогие пивнушки. Людей, которые с подозрением поглядывают на чужаков (и почти с таким же подозрением — на друзей и соседей). Уличную перебранку, примитивную и злую, как драка на кулачках. Родители на уик-энды увозили его с братом подальше: в субботу ездили за покупками в Керколди, в воскресенье на Лох-Левен, на долгие воскресные пикники. Он помнил, как они теснились на заднем сиденье вместе с припасами — непременными сэндвичами с лососевым паштетом и апельсиновым соком. Термосы с чаем пахли горячим пластиком.
А на летние каникулы они выезжали с автоприцепом «дом на колесах» в Сент-Эндрюс или снимали номер в дешевой гостинице в Блэкпуле, где Майкл непременно попадал в какие-нибудь передряги, из которых его выручал старший брат.
«До хрена благодарностей я за это получил».
Ребус ехал все дальше.
Фирма «Байерс» располагалась в одной из деревень на крутом склоне, в полпути до вершины холма. По другую сторону дороги была школа. Ребятишки возвращались домой, молотили друг друга сумками и отборно бранились. Есть вещи, которые не меняются. Во дворе «Байерс» стоял ряд новеньких седельных тягачей, две невзрачные легковушки и «порше-каррера». Ни одной машины голубого цвета. Конторские помещения размещались в строительных модулях. Он подошел к одному из них с табличкой «Главный офис» (под этой надписью мелком было нацарапано «Босс») и постучал.
Секретарша, оторвавшись от электронного редактора, посмотрела на него. В комнате было душно. У стола гудел газовый обогреватель. За спиной секретарши была еще одна дверь. Оттуда доносился быстрый, громкий, негодующий голос Байерса. Поскольку ответов не было слышно, Ребус предположил, что Байерс говорит по телефону.
— Ну так скажи этому недоумку, пусть оторвет свой зад от стула и сейчас же дует сюда! — (Пауза.) — Болен? Болен?! Знаю я, как он болен, небось, трахается со своей мадам. То есть я, конечно, понимаю, причина уважительная…
— Да?.. — обратилась секретарша к Ребусу. — Чем могу помочь?
— Плевать, что он там говорит, — заорал опять Байерс. — У меня здесь груз, который должен быть в Ливерпуле — вчера!
— Я хотел бы повидать мистера Байерса, — сказал Ребус.
— Посидите тут, пожалуйста. Я узнаю, может ли он вас принять. Ваше имя?..
— Ребус. Инспектор уголовной полиции.
В этот момент дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился сам Байерс. В одной руке он держал трубку беспроводного телефона, в другой — лист бумаги. Он протянул бумагу секретарше.