Битая карта
Шрифт:
— Я все еще в Нью-Йорке, — сказал он. — Мозги и тело в разных местах… Знаете ли, все это кажется невероятным… то, что случилось с Грегором и Лиз. То, что ее нашла Гаук… Просто невероятно.
Понд провел в Штатах целый месяц, и это не прошло без следа: в его голосе слышались чужой акцент, чужие интонации. Даже в мимике и жестах проскальзывало что-то чужое. Ребус внимательно посмотрел на него. Плотного сложения, вьющиеся светлые волосы (крашеные? обесцвеченные?), мясистое лицо — лицо человека, который в молодости был хорош собой. Невысокого роста,
«Да что же такое… Эта машина что, совсем не умеет тормозить? Может, в чем-то итальянцы и знают толк, но мороженое у них гнусное, а машины еще гнусней».
Ребус негодовал всеми фибрами души. Ему нужно было серьезно поговорить с Пондом. Глупо упускать такую возможность, пока они один на один. Он начал разговор, надеясь, что зубы не вышибут друг дружку изо рта.
— Так вы знакомы с мистером Джеком со школы?
— Знаю, знаю, в это трудно поверить, да? Я выгляжу гораздо моложе Грегора. Но да, мы жили рядом — в трех улицах друг от друга. По-моему, Бильбо жил на одной улице с Разорёхой. Секстон и Мэкки тоже жили на одной улице, но на другой. Сьюи и Гаук жили чуть подальше от школы.
— Что же вас всех объединило?
— Не знаю. Забавно, но я никогда об этом не думал. Ну, наверное… мы все были достаточно умны. Так, на этом повороте сбросим скорость… и… черт, вот дерьмо-то…
Ребусу показалось, что сиденье сейчас сомнет его тело.
— Больше похоже на мотоцикл, чем на машину. Что вы думаете, инспектор?
— Вы поддерживаете связь с Мэкки? — спросил наконец Ребус.
— Так вы знаете про Мэкки? С Мэкки… нет, в общем, не поддерживаю. Разорёха был связующим звеном. Наверное, я и с остальными поддерживал связь только потому, что поддерживал с ним. Но после Мэкки… после того, как его посадили в психушку… нет, я не поддерживаю с ним отношения. Кажется, Гаук ездит к нему. Знаете, она в нашей компании была самая умная, а посмотрите, что с ней сталось.
— А что с ней сталось?
— Вышла замуж за этого кретина и принимает валиум бочками, иначе ей не сдюжить.
— Так о ее беде все знают?
Он пожал плечами:
— Я знаю только потому, что видел, как это случается с другими людьми… в другое время.
— Вы пытались поговорить с ней?
— Это ее жизнь, инспектор. У меня у самого проблем выше головы.
«Стая». Что делает стая, когда один из ее членов становится больным, калекой? Бросает его умирать, и самые сильные бегут прочь впереди стаи…
Понд, казалось, прочел мысли Ребуса.
— Прошу прощения, если это звучит грубовато, но в сестры милосердия я не гожусь.
— А кто-то из ваших годится?
— Секстон всегда была готова подставить сочувственное ухо. Но потом она уехала на север. Сьюи, кажется, тоже. С ним можно было поговорить. Ответов у него никогда не было, но слушать он умел.
Ребус надеялся, что Сьюи
— Если бы Элизабет Джек обзавелась любовником, то кто, по-вашему, это мог быть?
Понд даже чуть сбросил скорость. Он задумался на несколько секунд.
— Я, — сказал он наконец. — В конце концов, с ее стороны было бы глупо искать кого-то другого, не так ли? — Он снова усмехнулся.
— А за неимением лучшего?..
— Ну, ходили слухи… Слухи всегда ходили.
— Ну?
— Господи, вы хотите, чтобы я вам всех перечислил? Хорошо. Во-первых, Барни Байерс. Вы его знаете?
— Я его знаю.
— Барни, думаю, подходящий кандидат. Он, правда, помешан на том, чтобы все было высший класс, но в остальном хороший парень. Они были довольно близки какое-то время…
— Кто еще?
— Джейми Килпатрик… Джулиан Каймер… Думаю, этот жирный ублюдок Киннаул тоже попытал счастья. Потом говорили, будто у нее была интрижка с этой… бывшей женой лавочника…
— Вы имеете в виду Луизу Паттерсон-Скотт?
— Можете себе представить? Болтали, что после одной из вечеринок они утром проснулись в одной постели. Ну так что?
— Кто еще?
— Да их, может, сотня.
— А вы так-таки?..
— Я? — Понд пожал плечами. — Мы несколько раз целовались-обнимались. — Он улыбнулся этому воспоминанию. — Могло бы зайти и дальше… но не зашло. Лиз была такая… щедрая. — Понд несколько раз кивнул, довольный, что нашел точное слово, прямо готовая эпитафия.
Здесь лежит Элизабет Джек.
Она давала всем.
— Можно воспользоваться вашим телефоном? — спросил Ребус.
— Конечно.
Он позвонил Пейшенс. Вечером пытался дважды, но оба раза без толку. На сей раз она ответила. Он вытащил ее из постели.
— Ты где? — спросила она.
— Еду на север.
— Когда увидимся?
В ее голосе не было никаких эмоций, никакого интереса. Ребус подумал, уж не свойство ли это мобильного телефона?
— Завтра. Точно.
— Так дальше не может продолжаться, Джон. Правда не может.
Он попытался найти слова, которые ободрили бы ее и в то же время не осрамили перед Пондом. Он искал их слишком долго.
— Пока, Джон.
Трубка замолчала.
Они добрались до Кингасси задолго до рассвета — дороги были почти пусты, ни одной патрульной машины на пути. Они захватили фонарики, хотя нужды в них не было. Дом стоял в дальнем конце деревни, чуть в глубине от дороги, но свет от уличных фонарей освещал его вполне достаточно. Ребус с удивлением обнаружил, что это современное бунгало, со всех сторон окруженное живой изгородью, кроме пространства для ворот, за которыми открывалась короткая гравиевая подъездная дорожка к дому.