«Битлз» in the USSR, или Иное небо
Шрифт:
Будь собой.
Хочешь – лежи, а сможешь – держи
Бегущих к пропасти во ржи.
Джон Леннон, 1980
– Это из новой песни, – сказал он, возвращая конверт парню. – Когда-нибудь твоя пластинка будет стоить целое состояние. Ты – первый в мире, с кем я делюсь этим текстом.
Молодой человек напряженно кивнул.
– Ты доволен? – спросил Леннон.
Марк словно прислушался к чему-то,
– Да. Спасибо, Джон.
– Ты первый, – повторил Джон, значительно подняв палец, и, прощаясь, потрепал Марка по плечу.
Направляясь к автомобилю, он вдруг увидел пожилого человека с поразительно знакомым лицом. Но откуда он мог знать его, так и не вспомнил. Тот странно смотрел на Джона – как будто бы насквозь, как будто на что-то позади него.
– Вы что-то хотели мне сказать?
Старик качнул головой.
Джон оглянулся, пытаясь понять, что же там, за ним, такого необычного, но ничего особенного не обнаружил. Тут Йоко стала буквально запихивать его в машину.
Откинув голову на спинку заднего сиденья, Джон подумал: «Откуда я все-таки могу его знать?» И вдруг ему показалось, что чем-то неуловимым этот старик напомнил ему Стюарта. Наверное, если бы тот дожил лет до восьмидесяти, то выглядел бы примерно так.
– Если вечером этот нищий будет сидеть в том же месте, – обернулся он к Йоко, – обязательно напомни мне, что я хотел с ним поговорить.
Она, привычная к заскокам гениального мужа, молча кивнула.
Всю дорогу от «Дакоты» до «Шератон-центра» черные ангелы в голове Марка молчали, и он осмелел. «Я все сделал правильно, – решил он, – вот они и отстали». Улыбка не сходила с его лица.
В номере он уселся за стол, положил перед собой лист бумаги и вывел на нем заголовок великого романа, который должен был прославить его на весь мир:
КАК Я НЕ УБИЛ ДЖОНА ЛЕННОНА
Но стоило ему написать последнюю букву, как солнце за окном в один миг зашло за тучу, в комнате потемнело и из ее углов, мягко снявшись с мест, потянулись к Марку черные тени.
– Ты что же это натворил, Маркуша, а? – взвыла одна, медленно кружась над его головой.
– Он не наро-очно, – вторила ей другая скрипучим фальцетом, – правда ведь, Маркибой?
– Он все исправит! Все исправит! – уверенно закудахтала третья.
Их хоровод двигался все быстрее.
– Да-да, завтра он покажет этому псевдо-Леннону…
– Этому лицемеру…
– Этому самозванцу!…
– Пошли вон! – хрипло выкрикнул Марк и закашлялся, а потом заговорил севшим голосом, понимая, что говорит сам с собой: – Он не лицемер, он настоящий. Вы всё мне врали, я только теперь это понял!
Он зажмурил глаза и прижал к ушам ладони, но черные балахоны все вели свой хоровод перед его внутренним взором, а голоса бубнили и завывали, не утихая. Они давили на его мозг как опухоль, выжигая его изнутри…
Марк схватил в руки томик Сэлинджера, упал на колени и принялся срывающимся голосом читать первую попавшуюся страницу:
– «…Лучше уж пусть меня бьют – хотя мне это вовсе… Боюсь бить человека по лицу…» – Его взгляд перепрыгивал со строчки на строчку. – «…Если б хоть нам обоим завязать глаза… Я себя не обманываю…»
Марку почему-то казалось, что слова любимой книги могут заставить «ангелов» замолчать. Ведь они сидят в его голове, и книга их отвлечет. Нужно только взять себя в руки.
Он собрал всю волю в кулак и, не понимая смысла фраз, прочитал без запинки целый абзац:
– «…И чем больше я думал о перчатках и о трусости, тем сильнее у меня портилось настроение, и я решил по дороге зайти куда-нибудь выпить. У Эрни я выпил всего три рюмки, да и то третью не допил. Одно могу сказать – пить я умею!»
Последнюю фразу он выкрикнул, как заклинание. Но не тут-то было: «ангелы» всё выли на разные голоса, касаясь волос Чепмена полами своих черных плащей, и это было самое страшное, потому что выходило, что они все-таки не внутри, а снаружи.
Стрелки настенных часов завертелись вдруг с бешеной скоростью и также внезапно остановились, показывая около одиннадцати. Марк, не в силах больше терпеть хор в своей голове, принялся в отчаянии биться лбом о мягкое ковролиновое покрытие. И вдруг обнаружил, что в руках у него уже не книга, а тот самый тяжелый короткоствольный револьвер «Чартер Армз-38», который он прятал под рубашкой, стоя возле «Дакоты».
Он воспринял его как медицинский инструмент, вроде ингалятора или шприца, содержимое которого может принести мгновенное облегчение. «Счастье – это теплый ствол…» Не задумываясь ни на миг, Марк сунул этот ствол в рот, почуял запах смазки и нажал на спусковой крючок.
И даже успел почувствовать облегчение в тот короткий миг, когда злые голоса удивленно смолкли, а добрые – хрустальными голосами на знакомую мелодию – пропели:
«Счастье е-есть…»
– Это что сейчас было, Хью? – Йоко исподлобья воззрилась на Маккракена.
Он тяжело вздохнул и смиренно отозвался:
– Это было соло на шестиструнной гитаре.
– Ты уверен?!
– Нет, – честно признался он.
Атмосфера в студии «Рекорд Плэнт» царила, мягко говоря, нервная. Сначала Джон и Йоко около часа обрабатывали Дэвида Геффена, владельца лейбла «Геффен Рекордз», на предмет покупки им до Рождества прав на выпуск еще недосведенного сингла Йоко «Walking on Thin Ice»*. Приглашенные на запись музыканты томились от безделья. [* «Прогулка по тонкому льду» (англ)]
Убедить Геффена, что эта диковатая диско-композиция с пронзительным, как писк летучей мыши, вокалом Йоко чего-то стоит, было крайне важно. От этого зависело, насколько серьезно он вложится в раскрутку сингла, а позднее и всего альбома. Геффен знал в деле толк, первая же пластинка его лейбла, «The Wanderer» Донны Саммер, стала золотой, а выпущенная всего три недели назад «Двойная Фантазия» Джона и Йоко уверенно поднималась в чартах.
Но, несмотря на то что Йоко во время беседы положила Геф-фену под столиком ступню на гульфик, он не поддался, считая неправильным раскручивать сингл недописанного альбома. Бизнес важнее даже самых прозрачных намеков.