Битва королев
Шрифт:
– Я как раз хочу быть такой. Я решила жить так, как пожелаю.
Она поведала ему историю своей жизни, а он ей – своей.
Если бы его дед, владетельный граф Монфор и Эвре, не женился на сестре эрла Честера и не получил в приданое за женой богатое поместье, Симон никаких дел с Англией не имел бы.
– Подумайте об этом! Мы бы с вами никогда не скакали рядом по английским лугам.
Он смеялся, глаза его искрились, но ей казалось, что за каждым произнесенным ею и им словом кроется какой-то иной, более глубокий смысл.
– Их
– Вы, значит, сын крестоносца?
– Да. На меня пал отчасти отблеск отцовской славы. Мой старший брат л'Амори передал права на собственность мне, вот я и явился в Англию требовать возврата владений.
– Кажется, дела ваши идут успешно.
– Во всяком случае, ваш брат добр ко мне.
– Да он без ума от вас! И, честно говоря, я могу его понять.
– Это значит для меня больше, чем все королевские благодеяния.
– Не может быть!
– Клянусь!
– Тогда я изменю свое мнение о вас. Я думала, что вы расчетливее.
– Это как покажет будущее, моя дорогая принцесса. Вполне вероятно, вы убедитесь, что я очень расчетлив.
– И как долго придется ждать, когда вы покажете свое истинное лицо?
– Надеюсь, что недолго.
Элеонор ликовала. Ей казалось, что он уже близок к признанию в любви.
В своих чувствах к Симону она уверилась давно.
– Ваш брат определил мне пенсион в четыреста марок. Если к тому же я верну свои владения, то стану просто богачом. Но не забуду тех, кто помог мне на первых порах.
– Королевская пенсия, должно быть, очень важна для вас.
– Не так важна, как выражение глаз сестры короля, когда она смотрит на меня.
– Для здравомыслящего мужчины пенсион в четыреста марок весомее, чем взгляд какой-то женщины.
– Совсем не так, – живо возразил Симон.
И в такие моменты, как этот, она обычно пришпоривала коня и уносилась прочь, потому что была счастлива и ей хотелось мчаться и дышать ветром, в котором ей слышалась песнь любви.
Элеонор старалась раскрыть ему свою душу, объяснить, как она жила раньше.
– Девочкой меня выдали за зрелого Уильяма Маршала. Так поступили потому, что опасались его перехода на сторону французов, а я была еще совсем крошкой.
Она наклонилась и показала рукой почти у самой земли, какого роста тогда была.
Симон улыбнулся и воскликнул:
– Бедное дитя!
– После брачной церемонии муж тут же уехал в Ирландию. Я оставалась в королевском дворце с сестричкой Изабеллой и нашей старой няней Маргарет Биссет. Изабелла теперь германская императрица, и Маргарет живет у нее.
– Вам тоже найдут мужа, не сомневаюсь в этом.
– Я не соглашусь… если это не будет мой собственный выбор.
Симон спросил не без лукавства:
– А когда
– У меня достаточно сильный характер. Я хорошо себя знаю.
– Короли, епископы, бароны, лорды… они могут быть очень настойчивы.
– Я тоже могу быть настойчивой. Принцесса, однажды выданная замуж ради государственных интересов, имеет право в следующий раз сама определить, когда и с кем ей идти под венец.
– И вы думаете, вам позволят?
– Я сама себе хозяйка.
– О! Вы, принцесса, столь же дерзки и храбры, сколь и прекрасны. В вас есть качества, которые я больше всего ценю в женщине, – красота и независимость.
– Я рада, что хоть чем-то нравлюсь вам, милорд.
– Надеюсь, что, проводя время со мной, вы не жалеете об этом. Как мне хочется быть вам приятным!
Никто с ней раньше так не разговаривал. Она чувствовала, что в каждой его фразе, в каждом произнесенном им комплименте скрывается признание в любви.
Но возможно ли для нее выйти замуж за человека без состояния? Ведь у него пока нет почти ничего за душой, кроме спорных прав на какие-то владения. А эти права еще нужно доказать. Впрочем, он уже успел заручиться дружбой с королем и завоевать любовь сестры Генриха.
Мало это или много – покажет время. Элеонор одновременно и тревожилась, и сгорала от любопытства. Что скажет братец Генри и как он поступит, когда она заявит ему о своем желании выйти замуж за де Монфора?
Генрих должен был бы быть сейчас более расположен к задушевной беседе и стать снисходительным к порывам влюбленных сердец, потому что сам недавно заимел невесту. Он добился наконец заключения брачного договора, и будущая королева уже жила при дворе.
Элеонор – так ее звали – была очень молода и очень красива. Она приехала из Прованса, чтобы стать английской королевой. Была она немного избалована и капризна и все делала по-своему, но Генрих ничего не замечал, радуясь тому, что у него появилась невеста. Он был так заворожен ее красотой, что совсем размяк и значительно подобрел, это было тотчас всеми замечено в его окружении.
Сестра надеялась найти у «обновленного» Генри понимание и даже сочувствие. Решение она приняла, когда влюбленные в очередной раз оказались в лесу и отделились от всей компании, что стало для них уже привычным и повторялось с таким постоянством, что не могло остаться не замеченным другими придворными.
Симон заговорил с принцессой напрямую:
– Конечно, мало нашлось бы людей некоролевского происхождения, кто бы осмелился просить руки сестры короля.
Но Симон де Монфор с самого начала заявлял, что он человек необычный. Он верил в свою звезду, он собирался, пройдя по жизни, оставить свой след в истории. Он был отмечен печатью Всевышнего – так он считал и так считала Элеонор. Поэтому он мог позволить себе дерзкий поступок.