Битва королев
Шрифт:
– В этом нет нужды, – ответила Элеонор.
– Но будете ли вы так счастливы всегда, как сейчас? – развивала свою мысль Джоанна.
– Таковы наши намерения.
Ответ Элеонор прозвучал чересчур сухо, но она тут же постаралась загладить это.
– Когда Симон получит обратно свои замки, ты часто будешь навещать нас.
– С удовольствием.
Джоанна закашлялась и уже не могла остановиться. Элеонор испугалась. Ей показалось, что сестра вот-вот задохнется. Джоанна откинулась на подушки. Элеонор увидела на ее губах кровь и
– Дорогая! Что я могу сделать для тебя?
Элеонор пробыла с сестрой до темноты. В молчании каждая из них думала о своем. Вдруг Джоанна подала голос:
– Элеонор, ты здесь?
– Да. Тебе что-нибудь нужно?
– Приведи Генри. Пожалуйста…
– Генри?
– Я думаю, ему следует быть здесь.
Элеонор вышла из комнаты. Прошло полчаса, прежде чем она отыскала короля и привела его в спальню Джоанны.
Они вошли с зажженными свечами, и вид сестры, распростертой на подушках, сразу вызвал у них дурное предчувствие.
Генрих опустился на колени возле кровати, взял Джоанну за руку.
– Дорогой брат, – произнесла Джоанна, – не кажется ли тебе, что это конец?
– Ерунда, – нарочито бодро заявил Генрих. – Мы оставим тебя здесь, в Вестминстере. Ты не вернешься в Шотландию, пока врачи не вылечат тебя.
Джоанна покачала головой и сказала:
– Элеонор… сестра…
– Я здесь, Джоанна.
– Да благословит Господь вас обоих! А ты будь счастлива…
– Мы все будем счастливы, – поспешил заверить ее Генрих.
– Помоги мне, – попросила Джоанна, и Генрих приподнял ее на подушках.
– И я счастлива быть с вами… здесь, в Англии… Я рада, что приехала домой умирать.
Оба – и Генрих, и Элеонор – не могли произнести ни слова. Невольно они отвели взгляды от умирающей сестры.
– Генри… я хотела бы лежать в Дорсете, в обители Тарнет…
– Ты окажешься там, когда придет твое время. Но до этого еще далеко, сестренка, – хрипло произнес Генрих.
Она покачала головой и улыбнулась.
– Как ласково ты обратился ко мне… Редко ты называл меня сестренкой…
Еще некоторое время они провели в молчании. Потом Генрих убрал руку, поддерживающую Джоанну, и опустил ее голову обратно на подушки.
– Она отошла…
Элеонор прикрыла глаза рукой, пряча слезы.
Невозможно было долго держать в тайне брак принцессы Элеонор с Симоном де Монфором.
Когда Ричард Корнуолл узнал, что это произошло с согласия короля, он пришел в неописуемую ярость. Сам он все сильнее испытывал неприязнь и даже отвращение к своей дряхлеющей супруге. Каждый раз, когда он видел Изабеллу, ему казалось, что она постарела еще на несколько лет. Он не осознавал, что и она замечает, как изменилось его отношение к ней, и из-за этого она проводит ночи без сна, а дни – в постоянной тревоге.
Симон де Монфор вызывал наибольшую неприязнь в дворцовых кругах. Он был чужеземцем, а Генрих почему-то всегда благоволил к иностранцам, но сейчас еще
Бароны начали сплачиваться вокруг Ричарда. Он уже имел крепкого сынишку, а король пока оставался бездетным. К тому же у Генриха не было той силы воли, которая привлекала бы к нему людей. Наоборот, в нем ощущалась некая слабость и непоследовательность, и этим сплошь и рядом пользовались беспринципные и наглые советники и фавориты.
Дурные качества его натуры постепенно стали известны всему населению Англии. Подчас они заставляли его поступать несправедливо по отношению к одним, а других почему-то незаслуженно осыпать щедротами и возвышать.
Ричард явился к Генриху и дал волю своему возмущению. Он позволил себе непристойно кричать на короля.
С негодованием он задал брату коварный вопрос: ему хотелось бы знать, на каком основании Генрих дал свое согласие на брак, который вызвал недовольство самых уважаемых людей в стране, тех, кто, несомненно, имел право сказать свое слово при выборе супруга для сестры короля.
– Пусть не суются не в свое дело, – рассердился Генрих. – Я разрешил, и этого достаточно.
– А вот и нет! Следовало поставить этот вопрос на открытое обсуждение. А вы предпочли действовать тайком.
– Заруби себе на носу, братец! – вскричал Генрих. – Я никому не подотчетен, я действую так, как мне угодно!
– То же самое частенько повторял наш незабвенный родитель!
Подобный упрек бросали в лицо Генриху неоднократно с той поры, как он взошел на трон. И никогда не попадали мимо цели: Генрих всегда приходил при этом в бешенство.
– Берегись, Ричард! – зловеще произнес король.
– Кому из нас надо беречься, так это вам! Уже все королевство ропщет.
– У кого руки загребущие, всегда будут роптать. Недовольные мутят воду, чтобы под шумок наловить рыбки.
– А вот вы свою рыбку упустили, братец! Наша сестра – невеста королевской крови, ее опекает государство. Вы хоть понимаете, что это значит?
Генрих взорвался:
– Я знал, что делаю! У меня были на то свои причины…
– Интересно, что за причины побудили вас отдать нашу сестру в руки… авантюриста?
– Хорошо, я скажу тебе. Он соблазнил Элеонор. Я решил, что лучше будет уладить это дело без огласки, тайно поженив их.
Сказав это, Генрих покрылся бледностью. Он солгал, а значит, согрешил.
А если он сказал правду? Ведь кто знает, как все было на самом деле? Тогда никто не посмеет упрекнуть его за разрешение на подобный брак.
– Надо было четвертовать этого мерзавца Монфора, – вскричал Ричард, – который соблазнил столько женщин за свою не такую уж долгую жизнь!
– Элеонор настаивала на свадьбе, – продолжал между тем Генрих. – Будем надеяться, что из него получится хороший муж.