Битва судьбы
Шрифт:
Дракона не было видно, альвы рубились отчаянно, но сотник понял – оставаться на месте более нельзя. С трудом, работая коленями, он развернул коня. Разогнаться удалось не сразу, пришлось стоптать нескольких особо ретивых пеших воинов. Саблю выщербил о меч какого-то воеводы.
Когда Эоган вырвался из страшного месива, в котором погибали остатки его сотни, то в седле сидел с трудом. Сотника шатало, и кровь текла из левого бока, где доспех не удержал стрелу, пущенную почти в упор. Вслед за командиром из смертоносного мешка вышло всего полтора десятка воинов.
Поэт
Путь
Костук, удобно устроившись в седле, предавался размышлениям. Слова, как обычно, теснились в голове, просились на язык. Но для стихов необходимы только самые лучшие, самые верные слова. И Костук выбирал, отбрасывая коряво или просто неискренне звучавшие сочетания.
Слова выстраивались в красивые фразы, те становились в нужном порядке, повинуясь выбранному для стихотворения ритму. Когда все было готово, Костук тихо произносил то, что получилось, наблюдая, какое воздействие окажет оно на потоки Силы. Многие читали стихи Костука, в том числе и маги, но силу заклинаний они обретали лишь в его устах.
Костук до последнего момента сам не знал, какой эффект будет от того или иного стиха. Лишь когда завершенная конструкция из слов ложилась на язык, он потихоньку начинал чувствовать, что получится. Пойдет ли дождь, исчезнет злая хворь или вспыхнет опаляющее пламя. Конечно, он мог управлять Силой и обычными способами, но через стихи получалось лучше.
В этот день увлекся и не сразу заметил, что конь остановился. Почти готовый стих неожиданно заупрямился и исчез из головы. Зная, что он вернется, когда будет надо, орк тяжко вздохнул и принялся осматриваться.
Справа и слева, подобно двум исполинским гребнистым чудовищам, что прилегли отдохнуть, возвышались горы. Их гребни сверкали под солнцем ослепительной белизной. Справа, на южном, белизна в одном месте утончалась, а сами горы проседали, образуя выемку перевала.
А это значит, что все, приехали, пора расставаться с конем. Дальше пешком.
Костук покинул седло, морщась от резкого травяного запаха. В горах маг побывал всего несколько раз, но давно заметил, что рядом с безжизненным камнем растения пахнут сильнее всего.
Конь невозмутимо стоял, прядая ушами, когда Костук снимал с него мешки. Похлопав напоследок животное по мускулистой шее, маг повторил заклинание, указывающее цель, но заменил несколько слов. Каурый жеребец заржал, словно прощаясь, и не торопясь затрусил к западу.
Костук же двинулся вверх.
Вершины приближались медленно, хотя здесь они много ниже, чем на севере, где Драконьи горы вырастают до пяти-шести тысяч сажен. Перевал, по которому предстояло пройти орку, возносится над степью всего на две с половиной.
Чем выше поднимался Костук, тем становилось холоднее. Внизу, в степях,
Когда понял, что банальным образом устал, Костук присел передохнуть, спиной к горам, лицом вниз. Но не успел налюбоваться пейзажем, как за спиной шевельнулось что-то огромное. Вздрогнула гора, и сияние солнца на миг померкло, будто его закрыла невероятно черная туча.
Маг резко обернулся. Со снежного склона, до которого Костук не дошел всего сотни саженей, с низким нарастающим гулом мчалась лавина. На секунду он замер, и на язык прыгнули те самые строчки, что складывал сегодня в дороге:
Как всегда при успешном чародействе, ощутил себя водопадом, из которого истекает Сила. Могучая лавина застыла, зависла белоснежной волной над склоном. Костук знал, что долго держать ее не сможет, и бросился бежать. Успел пробежать сажен пятьдесят, когда позади словно вздохнул исполин – лавина двинулась вновь. Орк добавил ходу и бежал до тех пор, пока в спину не ударила волна холодного, напоенного снегом воздуха.
Грудь ходила ходуном, липкий пот стекал по лицу, заставляя глаза слезиться. Не привыкшие к бегу ноги дрожали, когда маг мешком рухнул на камни, хрипя и задыхаясь.
Пришел в себя не скоро. Перекусил и двинулся дальше. Какие бы лавины ни встали на пути, в Храм надо добраться вовремя.
Охотник
– Ух, как тут холодно! – Хорт шмыгнул носом. Охотник нацепил на себя все, что смог, и, несмотря на это, замерз. Все вокруг дышало холодом – скалы, что торчали сточенными серыми зубами из белых десен снега, и сам снег, и воздух. Ветер верткими ледяными пальцами забирался под одежду.
– Не ворчи, – отозвался Родомист, закутанный так, что походил на кочан капусты. – Перейдем на ту сторону, будет тепло.
Маг все еще переживал гибель ученика, но рассудок к нему почти вернулся, и все больше Башенный Ворон напоминал того уверенного в себе колдуна, что не так давно без приглашения явился в домик у Болотных Выселок.
– Еще долго нам идти через горы? – спросил Ратан, чье лицо за последние дни обветрилось и по цвету стало напоминать свеклу.
– За этим хребтом еще один, а потом – еще, – печально вздохнул маг.
– Но это невозможно. Мы и так в горах уже несколько дней! – возмутился Хорт. – А есть нечего, ну, почти. Тут хоть какая живность водится?
– Конечно, – хмыкнул маг. – Везде кто-нибудь да водится. Но пока у нас не кончились старые запасы. А уж внутри Кольцевого хребта пойдут земли, на редкость богатые дичью. Но они тебе, Хорт, не понравятся.
– Это еще почему? – насупился охотник.
– Большая часть этой дичи сама не прочь поохотиться на человека, – ответил Родомист преувеличенно серьезно, и холод на мгновения отступил, напуганный живым, веселым смехом.