Битва в пути
Шрифт:
В тишине прозвучали слова:
— Расскажите об авариях с противовесами. Посадка противовесов — это же мелочь, которую легко исправить! Объясните: как могло случиться, что эта мелочь разрослась в бедствие? Больше тысячи тракторов выведено из строя!
«Вот он, и мой час! — понял Бахирев. — Вот для чего меня сюда позвали. Я должен ответить за них».
Бликин замялся. Подходили к самому уязвимому месту промышленной, основной части доклада. Приближался самый опасный перевал. «Не форсировать! Быть осмотрительным!» Он невнятно произнес:
— Происходили обрывы противовесов… Раздались негромкие, острые слова:
— Летающие противовесы — это, кажется, первое крупное техническое новшество, о котором вы можете рассказать?
— Обком передоверил в этом вопросе. Нас ввело в заблуждение и заключение специалистов и то, что на одноименном заводе аварий не было. Обком знал также, что идет освоение новой марки. В процессе освоения на любых заводах бывает много тех или иных неполадок.
— «Много тех или иных неполадок»? Так вы ставите аварии, вызванные противовесами, в один ряд со многими?! А вы сами видели трактор с пробоиной от противовеса? Товарищ Гринин, расскажи.
Гринин говорил с сухой точностью:
— Авария ни с чем, кроме военного повреждения, не сравнима. В мирных условиях я не видел ничего подобного. Пробиваются капот, блок цилиндра, маслопровод, выводится из строя коленвал.
— Кто-то должен нести ответственность за неслыханное безобразие?
— Виновный уже понес ответственность, — поспешил Бликин. — Главный инженер Бахирев получил партийное взыскание и снят с работы.
— Товарищ Бахирев здесь?
Бахирев поднялся. От него ждут слов. Но что говорить? Оправдываться? Но нет оправданий! Признавать вину? Но все и так знают, что он виновен. Обещать и заверять на будущее? Словами заверить нельзя.
Он молчал, но молчание его было иным, чем молчание счастливого своей правотой, улыбчивого Курганова. Его молчание было тяжеловесным, как многотонный груз сорвавшихся противовесов.
Вальган видел, какое тягостное впечатление произвело это молчание. Вальган знал, каких слов ждут сейчас люди, сидящие за длинным столом. Вот она, та самая единственная минута, которую он ждал. Ни позже, ни раньше! Мышцы сокращаются. Прыжок!..
— Разрешите мне! — Звучный, бархатный баритон прокатился по комнате. — Я должен сказать честно. Как директор завода, виновен в авариях прежде всего я. Я, только я должен нести ответственность.
Даже Бахирев дрогнул от неожиданности. Смело поднятое лицо, прямой блестящий взгляд. «Честный, смелый? Видно, лучше, чем я считал».
Бликин слишком походил на Вальгана, чтобы поверить в его искренность: «Маневр! Но мы были заодно, Признавая свою вину, он виноватит и меня! У него все выгоды — он сам сознался, а я… Сейчас он один в выигрыше. Политикан! Разоблачить. Хочешь подтолкнуть меня? Упадешь первым».
Негодование, как впрыскивание камфары, удвоило силы. Бликин встал.
— Запоздалая честность товарища Вальгана дорого обошлась области. Товарищ Вальган долго обманывал обком, а сейчас выступает в роли честного коммуниста, осознавшего ошибку. Однако это была не случайная ошибка, а планомерный и сознательный обман.
— Ложь!
Председатель нажал кнопку звонка: —Товарищ Вальган, вам будет предоставлено слово.
— Но в этих стенах должна звучать только истина? Вальган патетически требовал нужной ему истины.
Но патетика не звучала в этой комнате. Бликин умело использовал промах Вальгана, противопоставив его выходке достойную сдержанность.
— Первые обрывы противовесов товарищ Вальган сознательно и ловко скрыл от обкома. Пользуясь тяжелым положением МТС с ремонтными материалами, Вальган предложил сделку такого рода: МТС берет вину на себя, а за это завод берет все расходы по ремонту и, кроме того, отпускает МТС остродефицитные материалы. Вальган обманул обком так же, как сейчас пытается обмануть ЦК.
Вальган не ждал такой контратаки. Когда-то в минуты опасности на алтарь богов бросали жертвенных ягнят! Бликин избрал его в качестве жертвенного ягненка. Нет! Не выйдет. Не та у него сила! Закостенел. Неспособен уловить дух окружающего и примениться к нему. Зато Вальган остро чувствовал и этот дух и все преимущества своей гибкости. «Обороняться? Нет! Наступление — лучший вид обороны!»
Когда Бликин кончил говорить, Вальган попросил слова. Лицо его горело, смуглые ладони то сжимались в кулаки, то раскрывались, протягивались, убеждая и требуя доверия, гвоздя и клеймя противника.
— Не я вводил обком в заблуждение, а меня товарищ Бликин, к сожалению, утверждал и укреплял в моем заблуждении. Не вы ли, Сергей Васильевич, повторяли, что на втором заводе противовесы не летят и, значит, дело не в конструкции? Вы сами хотели спокойствия и успокаивали нас. Беда в том, что это не отдельный случай. Это ваша линия. Порочная линия на самоуспокоенность и восхваления. Мы должны говорить правду и только правду, как она ни горька!
По испытующему, но сочувственному вниманию сидевших за столом Вальган видел, что попал в точку. Его слушали внимательно. Он понимал: вот они, эти минуты, когда проверяют его, Вальгана, когда решается его судьба. Он начал как нельзя удачнее — с первых слов вызвал сочувствие. И, воодушевляясь этим сочувствием, он продолжал еще жарче:
— Если говорить правду, то чего вы требовали от нас, хозяйственников? «Давай программу! Давай рапорт! Давай премию! Давай цифры! Давай размах!» Что для вас бракованные тракторы? Досадная мелочь! Вы уходили от таких «мелочей» сами и уводили нас! — Вальган снова покосился на длинный стол. Слушали еще пристальнее. Он видел, что они ждут правды и прямой критики, и, попав на верную ноту, стремился играть на ней как можно громче. — Секретарь обкома воспитывал коммунистов в духе замалчивания и замазывания недостатков. Он с гордостью говорил здесь о работе новых заводов. Но за чей счет работали эти заводы? Это мы негласно делали для них и станки, и механизмы, и литейное оборудование. А заслуги приписывались им. Завод «Красный Октябрь» — это наш поставщик, но он «поставляет» нам не столько металл, сколько дезорганизацию. Ни ритма, ни плана, ни ответственности за качество! Те же пороки характерны и для большинства старых заводов. — Вот как! — прозвучало за столом.
Неопределенная реплика камнем упала в разгоряченный, испуганный, жаждущий спасения мозг Вальга-на. Смятенные мысли заколебались, заметались, пошли тревожными, зыбкими кругами: «Что означает это «вот как»? Одобрение! Неодобрение? Удивление? Когда Вальган принимал руководство заводом, любая критика производства была ему на руку. Чем жарче критиковали предшествующее, тем очевиднее становились и трудности и все настоящие и будущие заслуги Вальгана. Мгновенно прикинув на себя, он решил, что «вот как» может означать лишь завуалированное поощрение, и, подхлестнутый им, удвоил рьяность: