Битва за Дарданеллы

Шигин Владимир Виленович

– Проклятый трус! – в бессилии кричал Сеид-Али. – Я своими руками вырву твое жалкое сердце!

Из хроники сражения: «Главнокомандующий с кораблем «Скорый», спускаясь на передовые турецкие корабли и фрегат, приказал контр-адмиралу Грейгу с кораблем «Еленой» напасть на авангард неприятельский, где были еще один корабль и два больших фрегата. «Твердый», пришед перед линией, скоро сбил фрегат, потом, напав на следовавший за ним корабль, принудил его лечь в дрейф и сим движением остановил всю неприятельскую линию; тогда «Рафаил» показался проходящим из подветра, и хотя паруса у него много были обиты, но весьма исправно действовал

своей артиллериею. Когда «Рафаил» прошел передовой турецкий корабль, то сей, будучи сильно избит, начал спускаться, чтобы действовать вдоль по «Рафаилу», но адмирал наш, успев прийти перед неприятельской линией, остановил сие движение его и начал действовать левым бортом вдоль всей их линии. Когда первые два корабля, лежащие в дрейфе, стали от него спускаться, тогда корабль капитан-бея пришелся носом против борта «Твердого» и в самое короткое время был сбит и лишен остальных парусов и реев».

Минуло еще четверть часа, и еще два турецких корабля спустились под ветер, постыдно бросая поле брани. То были «Таусу-Бахри» (что значит «Величество моря») и «Тефик-Нюма» (что значит «Указатель доброго пути»). По воде за собой они волочили обрывки сбитого такелажа.

– Порадуйте капитанов, – велел передать беглецам капудан-паша. – Я уже смазал для них свиным жиром колья.

В баталии наступал тот перелом, после которого обычно начинается настоящий разгром. Это одновременно почувствовали и Сенявин и Сеид-Али. Один с чувством удовлетворения, второй с не менее сильным чувством печали…

Полыхали костры горевшего флота султана. Над волнами стелилась пороховая мгла. Все еще безостановочно гремели залпы. Пахло гарью, порохом и кровью.

Четвертым в турецкой линии все еще держался 90-пушечный «Седель-Бахри» под флагом храброго Бе-кир-бея. Капитанствовал на нем известный своей дерзостью араб Ибрагим, никогда не расстававшийся с огромным кривым мечом. В самом начале схватки «Седель-Бахри» хорошо досталось от «Селафиила» с «Уриилом». Теперь же он повстречался с самим Сенявиным.

Неподалеку «Твердый» со «Скорым», словно два страшных жернова, методично перемалывали турецкий флот…

Бекир-бей, впрочем, присутствия духа не терял. Невозмутимо попивая под ядрами обжигающий кофе, он был настроен философски:

– Будущее уже предначертано Аллахом в великой книге судеб, а потому положимся во всем на волю рока!

Приводившийся к ветру «Твердый» надвигался на «Седель-Бахри» быстро и неотвратимо. Перегородив путь спускающемуся линкору Бекир-бея, Сенявин дал ему под нос столь мощный залп, что у турка в одно мгновение полетели за борт последние реи и паруса.

«Скорый» в эти минуты вплотную дрался сразу с тремя турецкими линейными кораблями. Последних пытался выстроить в какое-то подобие боевого порядка опытный капитан «Таусу-Бахри» Гуссейн-бей. Ядра «Скорого» не дали ему исполнить желаемое, и все три корабля единой кучей увалились под ветер. Вскоре к трем неприятельским линкорам присоединился невесть откуда появившийся фрегат.

– Ого, уже четверо! – обрадовался Роман Шельтинг.- Вот ужо мы вас всех за раз, мерзавцев! Целься, ребята, проворней!

Из хроники сражения: «Корабль «Скорый», преследуя сбитые «Твердым» корабли, став между ими, вступил с тремя кораблями и фрегатом в неравный бой. Один из них показал желание идти на абордаж, но «Скорый» картечным и ружейным огнем столь много побил у него людей, что неприятельский корабль принужден был

отступить и думать о своей безопасности. Потом бывшие в арьергарде два турецких корабля и фрегат обошли с подветра защитить бывшие в деле передовые корабли; наш. адмирал немедленно привел свой корабль несколько к ветру, напал на передовой корабль с носу, скоро остановил его и все другие за ним следовавшие. Сими смелыми подвигами адмиральского корабля неприятель, сверх того сильно теснимый с ветру прочими нашими кораблями, на расстоянии самом решительном с половины 10-го начал уклоняться от сражения и направил путь прямо на берег к Афонской горе, конечно, с тем предположением, чтобы, спасая токмо себя, корабли предать огню. В10 часов адмирал сделал сигнал всей эскадре еще ближе спуститься на неприятеля и преследовать его неослабно. Корабль «Рафаил», бывший в опасности, сражаясь за турецкой линиею, когда оная была остановлена, вышел на ветер и начал исправлять верхние повреждения».

Постепенно, благодаря разгрому турецкого авангарда, наши корабли стали продвигаться вперед турецкого флота. К десяти с половиной утра с «Мессудие» поравнялся и концевой «Ярослав». Однако тут же с перебитым рулем увалился в сторону. Каперанг Федор Мить-ков был вне себя. Но что поделать, когда перебитыми сразу оказались брасы и контр-брасы, да еще повалило на стеньгу грот-марсель.

– Держать на контр-курсе сколь возможно! – велел он вахтенному начальнику. – Выходить из боя нам никак нельзя!

Так, спускаясь на контр-курсе, «Ярослав» принял бой с турецким арьергардом, вступая в поединки поочередно со всеми линкорами и фрегатами противника. Ядра прыгали по палубным доскам, словно мячи. Все было в сплошном дыму. Залп… Тут же ответный… Залп… Ответный… Боже, когда все это кончится?!

Турки, видя, что линейный корабль несколько оторвался от остальных, кинулись на него скопом. К этому времени «Ярослав» толком не управлялся. Турецкий арьергард засыпал палубу нашего корабля каменными ядрами. Матросы их пинали ногами:

– Ишь ты, мусору понакидали нехристи, а мы тут убирай за вами!

«Ярослав» сорвал замысел неприятеля, собиравшегося атаковать его из-под ветра. Командир линкора старался придерживаться к наветренным кораблям и, ведя огонь картечью из пушек правого борта, заставил турок в конце концов отойти.

– Ничего, братцы, еще немножко продержимся, а там, глядишь, и легче пойдет! – пытался перекричать в рупор пушечную пальбу Митьков.

Когда ж разминулись с последним турком и немного привелись в порядок, Митьков немедленно повернул оверштаг и снова лег на правый галс, догоняя ушедший далеко вперед «Сильный», торопясь занять потерянное место в общем строю.

А турки, потеряв всякое управление, поворачивали свои форштевни к Афону, в надежде хоть там найти спасение от русских ядер. Корабли, шатаясь, словно пьяные, то и дело стакивались между собой. Даже издали были слышны вопли турок. Только теперь, когда изменить что-либо было уже нельзя, дотоле раздумывающий над превратностями судьбы младший флагман Чугук-Гассан, решился все же помочь капудан-паше. Его отряд, менее других участвовавший в бою, еще был управляем. По команде Чугук-Гассана сразу три корабля прибавили парусов и поспешили к избиваемому со всех сторон «Седель-Бах-ри». Но тут же, как и их предшественники, нарвались на огонь «Твердого» и отпрянули прочь. Более желания сражаться с русскими не было уже ни у кого.