Битва за систему Дайнекс
Шрифт:
Все началось с гибели линкора. «Уильям Шарп» добрался-таки до альтаирских линкоров и вступил с ними в бой, но вот результат этого маневра оказался плачевным. Да, несколько удачных залпов из шестьсотвосьмидесятимегаваттных орудий главного калибра довольно серьезно повредили один из альтаирских линкоров. Но вынужденный сражаться с двумя противниками, которые еще и разошлись широко в стороны, «Уильям Шарп» очень неудачно сманеврировал и подставил двигатели под удар рельсотрона главного калибра. Осмиевая болванка весом сто сорок килограмм, разогнанная до шести с половиной тысяч метров в секунду, прошила двигательный отсек и взорвала реактор корабля. Вспышка небольшой сверхновой возвестила не только о гибели флагмана, но и о начале окончательного разгрома. Кораблей, способных хоть
Я видел на карте, что несколько эсминцев и корветов смогли выскочить из боя и, набирая скорость, уходили в направлении Дайнекс-7. Их даже никто не преследовал. Весь альтаирский флот сосредоточился на добивании остатков третьей эскадры. Хуже всего дела обстояли у пилотов москитного флота. Около двухсот уцелевших в бою машин, расстрелявших к этому времени весь боезапас, метались между кораблями в поисках авианосца на который можно сесть. Но из исправных оставался только убегающий вместе с эскадрой Прайда «Несокрушимый». По общему каналу посыпались запросы на экстренную посадку. Но все они были очень далеко, и, чтобы принять наших пилотов, «Несокрушимому» следовало замедлить ход и дождаться их, поставив под угрозу последний исправный авианосец Федерации в этой звездной системе. Тем не менее, пилоты не теряли надежды, и крупная группа спейсеров следовала за авианосцем как стайка цыплят за наседкой, надеясь, что все-таки капитан сбавит ход и примет их на борт. Но они все больше и больше отставали… Истребитель — машина шустрая и на небольших дистанциях может разгоняться до огромных скоростей, но невероятные для истребителя шесть астроузлов просто смехотворны для любого крупного корабля в походном режиме. Даже линкоры могут разгоняться на переходах до пятидесяти, а эсминцы с корветами так и вовсе без особого труда выдают все восемьдесят. Одним словом, шансов догнать уже начавшие разгон корабли эскадры у пилотов не было никаких.
— Сэр, нас преследуют, — напряженным голосом доложила стар-коммандер Вилсон. — Четыре корвета и два эсминца. Курс один-ноль-четыре. Плюс шесть от плоскости эклиптики. При сохранении текущих показателей разгона будут в зоне поражения через сорок шесть минут.
«Это плохо, — подумал я, — если догонят авианосец, то вынудят его развернуться к ним носом, чтобы уберечь двигатели от попаданий. Корабль продолжит движение прежним курсом, но вот наращивать скорость по понятным причинам не сможет, довольно быстро отстанет от основной эскадры и станет легкой добычей для идущих вслед за загонщиками тяжелых фрегатов или, еще хуже, авианосцев противника. Вот такие погони и есть основная задача легких сил флота — эсминцев и особенно корветов. Последние как раз специально созданы именно под такие задачи. Догнать, заставить развернуться, сбить разгон, не дать уйти гиперпрыжком. На некоторых корветах в этих целях даже ставили небольшие электромагнитные пушки. Ну как небольшие… Для серьезного корабля. Хотя размером с половину того корвета. Тем не менее, получить из такого орудия восьмикилограммовую болванку в двигатель не хотел никто. Именно для разгоняющихся по равномерной траектории кораблей рельсотроны были максимально опасны.
Все четыре севших на хвост эскадре корвета относились как раз к классу «гончих» — тех самых вооруженных электромагнитной пушкой специализированных кораблей преследования.
— Разворот сто восемьдесят. Полная тяга на двигатели, — скомандовал я, лишь потом поняв, что двигатель-то один, но привычка, как говорится, вторая натура. Ну, меня и так поняли. — Оттормаживаемся до трех с половиной астроузлов, потом отбой тяги. Оружейная секция, рассчитать торпедный залп. Мне нужно, чтобы эти корветы сбавили ход, а лучше — вообще отвернули.
Единственный маршевый двигатель «Дартера» потух почти на тридцать секунд, а правый борт трехсотметрового корпуса озарился короткими вспышками десятков маневровых двигателей, развернувшими корабль вокруг своей оси. Как только нос с кормой поменялись местами, двигатель снова дал тягу, тормозя несущийся сквозь
— Капитан! — запросил Хейз. — Мне нужен курс сто пятьдесят для уверенного торпедного залпа. Да и главным калибром так сподручнее будет бить.
— Принимается, — я не стал спорить с начальником оружейной секции. — Мистер Джонсон, курс сто пятьдесят, разверните нас чуть боком к нашим гостям.
— Есть курс сто пятьдесят. Скорость три с половиной астроузла!
— Мистер Хейз, ваш выход. Сразу, как мимо нас пройдут истребители, начинаем.
На экране требовательно замигал значок вызова. Это был флот-коммандер Дюрант. Ну, ясное дело, что командир авианосца обеспокоился странными маневрами своего единственного корабля охранения. Я глубоко вздохнул и ответил на вызов.
— Что вы задумали, старкап? — Без церемоний начал Дюрант.
— Сэр, нам придется остаться и прикрыть отход. Если не дать бой, то корветы уже через час догонят «Несокрушимого» и…
— Это не ваша проблема, старкап, — перебил меня Дюрант. — Думаете, у меня нет плана на этот счет?
— При всем уважении, сэр, — я решил зайти с козырей, — это ваш последний шанс сбросить скорость и принять на борт отставших пилотов. Там больше двух сотен лучших наших ребят, и, мне кажется, стоит рискнуть.
— Ему кажется… — недовольно проворчал Дюрант, но было заметно, что аргумент достиг цели. — Ладно, Хромов. Обеспечьте мне хотя бы час. И не вздумайте там в героев играть. Сейчас каждый корабль на счету.
— Есть не играть в героев.
— Удачи вам, капитан. Конец связи.
[1]Брандер — судно, нагруженное взрывчатыми или легковоспламеняющимися веществами и предназначенное для поджога или подрыва кораблей противника.
Глава 20
Глава 20
Темнота и боль… Боль скрипит, царапает, визжит, как зацикленная фреза. Раскаленным сверлом пробивает мозг. Воздух! Срочно нужно вдохнуть. Почему я не могу открыть глаза? Стоп. Да что ж так больно то?.. Глаза открыты. Значит, просто темно. Так мало воздуха. Дышать… Где я?
Способность связно мыслить возвращалась неохотно. Поначалу жуткая боль в затылке заглушала все остальные чувства. Потом я понял, что лежу на груди, а спину придавило чем-то тяжелым. Тут и правда темно. Где я? Что произошло? В голове только мерзкий визг и звенящая пустота. Я попытался подняться. Что-то надо мной заскрипело, натужно и очень тревожно. С затылка соскользнула в сторону и гулко ударилась об пол какая-то балка. Боль резко усилилась, будто висок гвоздём изнутри царапнули. Судя по всему, что-то придавило еще и спину с ногами. Пару секунд я боролся с приступом паники: а вдруг ноги отрубило?! Да нет. Пальцы, вроде, шевелятся. Просто прижало к полу. На ощупь какие-то металлические обломки вперемешку с кусками текстопласта. Похоже, переборка обрушилась и придавила меня. Точно! Переборка. Я на корабле. «Дартер». Ну, слава богу… Снова боль. Ладно-ладно, я понял. Потом. Все потом.
Я старался шевелиться аккуратно, мало ли чего там еще сверху упадёт. Вроде, обошлось, и я смог выбраться из-под груды обломков. Ну или что это там было, в темноте не разобрать. Тишина и темнота. Очень странно. Если есть гравитация, значит, реактор работает. Тогда почему так темно? И что вообще происходит? Я начал ощупывать пол. Гладкий. Ровные квадраты. Небольшая влажность в стыках. Так, дальше стена. Такая же гладкая поверхность с ровными квадратами мелких плит. Точно. Это душевая. Да, вот и пульт на стене. Не работает. Ну да бог с ним. Значит, выход за спиной, а обломки — это рухнувший потолок. Я на ощупь нашел дверь. Как и все двери на корабле, она открывалась, уезжая в нишу в стене. Похоже, не работает. Я дернул за ручку пару раз, затылок тут же ответил резкой болью, но дверь и не думала поддаваться. Где-то рядом должен быть рычаг аварийной разблокировки. Я пощупал стену слева от двери. Естественно, аварийный лючок был на месте. Отработанным сотнями тренировок движением я открыл створку, нащупал П-образную рукоятку и резко дернул ее вниз. Послышалось шипение аварийных пневмоприводов, и дверь неторопливо ушла в сторону. Там тоже была темнота.