Битва
Шрифт:
Несколько раз замечали длинную скользкую чёрную спину какой-то большой подводной твари, время от времени поднимавшейся к самой поверхности, но нападать на нас она не стала, да и намерения такого не проявляла. Возможно даже, это была не нечисть, а некий водяной монстр такого калибра, что ему никуда лезть не страшно. Драконы те же — тоже с нечистью ничего общего не имеют, а заодно её в упор не замечают.
Через пару часов Дурное болото осталось позади. Как-то моментально посветлело — сначала пробилось, а потом засветило во всю мощь солнце, веселя душу и согревая дрожащее от непонятного озноба тело, а перед нами опять раскинулась во всю свою почти километровую ширину река Улар. Велики здесь реки, в Старом мире таких и не было, если книгам верить.
Дальше Лари завалилась на корме загорать, убив меня окончательно белизной кожи и совершенством форм — и чего загорать, если загара нет и даже обгореть не получится? — а я ушёл в рубку к Орри, благо для двоих там места хватало вполне. Даже два высоких вращающихся стула имелись.
— Ну что, как посудина? — спросил я нашего шкипера.
— А хорошая, — степенно заявил тот. — Так и ходил бы на такой от верха до низа Великой.
— Лучше, чем грузовик? — подколол я.
— Грузовик — особь статья, а баржа — особь статья, — ответил гном, переиначив, сам того не зная, фразу исторической личности с нашей исторической родины. — На грузовике такого степенства в поездке нет, да и товара на нём поменьше везёшь. Была бы баржа твоя — напросился бы с тобой годик-другой поработать. У меня два года «большой жизни» [42] не израсходованы.
— Хм… Смотри, на слове поймаю.
— Будто у тебя баржа есть, — усмехнулся в бороду Орри.
42
«Большая жизнь»— специфический гномий обычай. В возрасте около сорока лет гном может отправиться пожить в большом мире, поодаль от своих гор, на четыре года. Делается это для того, чтобы молодёжь осознанно принимала решение оставаться в общине со строгими правилами (сорок лет — для гнома не возраст). Большинство гномов из тех, кто, воспользовался «большой жизнью», возвращаются назад, единицы остаются жить среди людей, но их никто не винит. Если же гном покидает общину не в период «большой жизни», то его полагают если не предателем, то кем-то вроде того.
— Если Пантелея своего выловлю и премии подобающие получу, куплю баржу. И «полевик» пассажирский.
— Машина-то тебе зачем? — не понял гном. — У тебя же полуторка, зверь-машина. Что может лучше-то быть?
— «Полевик» на палубу загнать и укрыть — без проблем. Понял, борода?
— А… Ножки лень топтать там, куда приедешь? — съехидничал в ответ Орри. — Но мысля здоровая. Весу в нём всего ничего, загнать по мосткам не проблема, а ездить всегда лучше, чем ходить. Недорого, и четверых везёт. Все уместимся.
— Все? — удивился я. — Ты это о чём?
— Будет у тебя баржа — наймусь в шкипера однозначно. Очень пока такая жизнь по мне. А водить, как я, ты в жизни не сумеешь. А ещё колдунья и эта… демоница голая.
— Демоница, положим, голая только наполовину, — встал я на защиту справедливости, хоть то, что на ней осталось, на звание «одежды» никак претендовать не могло. — А потом, она со мной временно, на этот раз только. Надеюсь, что Маша останется, очень хорошо с колдуньей на охоте, но даже не спрашивал пока.
— А ты спроси, — посоветовал Орри. — Девка на тебя такими глазами смотрит, а ты «не спра-а-ашивал».
— Это какими? — удивился я.
— А такими… влюблёнными. Не видел, как она защищать тебя кинулась, когда тебя жаба потащила?
— Можно подумать, что если бы тебя потащила, то она не кинулась бы, — усомнился я.
— Кинулась бы, — кивнул гном. — Но не с таким лицом. Приглядись, короче. А то на демоницу распутную всё таращишься. А колдунья девочка скромная, на глаза не лезет, не то что эта… — Орри ткнул пальцем в сторону кормы, но тон его, несмотря на текст речи, был скорее сожалеющим.
Вот оно как! И тут природные тифлинговские чары прокатились. Однако речь степенного гнома в защиту высокого чувства заставила меня задуматься. Я ещё не забыл первоначального недружелюбия Маши, вот до сих пор стараюсь дистанцию удерживать, чтобы её не напрягать. А если задуматься да недавнее повспоминать, то как бы смысл такого моего поведения теряется вовсе. Нет никакого смысла, в общем. А Маша мне нравится. А кому она может не понравиться? И красивая, и умная, и молодая…
Странно, однако, что я эдаких влюблённых взглядов не заметил. На меня это непохоже. А не врёт ли мне, часом, Орри? В издевательских, например, целях? Ладно, не буду дурака изображать и у него выспрашивать, попробую сам присмотреться. Может, и вправду говорят, что в последнюю очередь видишь то, что под носом?
Да, кстати, чуть не забыл. Я вышел из рубки и пошёл в трюм, в каюту, чтобы достать из рюкзака сыскной ордер и ордер арестный. Надо бы Орри с Балином в бумагу вписать, чтобы завтра проблем и вопросов меньше было, если на своих наткнёмся. А мы на них наткнёмся наверняка.
ГЛАВА 6,
в которой друзья вынужденно, но с удовольствием бездельничают, а герой получает полезную телеграмму
Утром следующего дня мы вышли к устью Улара, к тому самому месту, где он впадает в Великую. Дошли спокойно, ночью меняясь у штурвала и не останавливаясь. Вставать на якорь что у берега, что на середине реки ночью разумным не считается. Мало ли кто вскарабкается на борт по якорной цепи? Или в порту стой, или не стой вообще. А вот движение от девяти неприятностей из десяти потенциальных спасает. Не так просто уцепиться за высокий, обитый металлом борт судна, идущего на восьми узлах. И при этом ещё под винты не попасть.
В общем, постоял и я два часа возле штурвала, как раз в «собачью вахту», но меня это беспокоило мало. Лёг спать я в шесть часов вечера — в капитанской каюте да на свежих простынях. И к тому времени, как подошла моя очередь, отоспался за всю мазуту. Потому как перед этим долго поспать не удавалось. Три ночи, считай. Да ещё таких ночей, что врагу не пожелаешь.
А на подходе к устью меня оттеснил от большого, легко вращающегося стального колеса Орри Кулак, тоже хорошо проспавшийся, умытый, с расчёсанной бородой и даже благоухающий каким-то одеколоном. Прям не шкипер баржи, а капитан «Ласточки» [43] . Разве что вместо кителя оттёртый от пыли кожаный реглан и всё те же шофёрские очки на лбу. Хотя, на мой взгляд, фуражка-капитанка была бы куда актуальней. Как раз такую в каюте нашёл, но Орри её отверг.
43
«Ласточка»— серьёзный пассажирский пароход, курсирующий по Великой.
На мысу, образуемом течением двух рек, возвышался форт, возле которого у пристани стояли два малых сторожевика — семнадцатиметровых посудины с пушкой на носу и крупнокалиберной спаркой на корме. Патрульный катер неторопливо резал своим острым форштевнем середину фарватера, и стоило нам появиться в поле зрения — недвусмысленно навёлся на нас. Видать, с той стороны, из верховий Улара, ничего путного не ждали.
Слияние рек — позиция более чем стратегическая, вот и гарнизон форта больше чем наполовину артиллеристами был укомплектован — это я ещё по временам своей службы помнил. И стволов этой самой артиллерии было здесь не меньше дивизиона. Причём не только на закрытых позициях, как в том же Пограничном, но виднелись за бетонными брустверами длинные стволы полковушек ПП-4 с массивными дульными тормозами на них. Из такой монитор насквозь пробить можно, так что без ведома гарнизона здесь не то что баржа — мимо жаба не проплывет. Разнести в этом месте могут что угодно, причём в щепки. А сектора обстрела с высокого мыса — залюбуешься.