Битые козыри
Шрифт:
— Это нелегко.
— Но и не так трудно, если отбросить все предрассудки, мешающие трезво смотреть на вещи. То, что человечество нуждается в прополке и сокращении своей численности — непреложный факт. С этим ты согласен?
— Но ведь вы говорите об уничтожении, а не о сокращении.
— Когда рушится постройка, кирпичи остаются. Останутся и люди, и территория, пригодная для жизни.
— Пусть останется поменьше, — подал голос Кокер.
— Это невозможно рассчитать с нужной точностью. Важно другое. Сколько бы людей ни осталось, они будут представлять собой разрозненные орды, охваченные отчаянием и паникой. Они будут готовы
Торн никогда не видел генерала таким красноречивым и возбужденным. Он стоял — прямой, сухонький, с искорками паранойи в глазах, похожий на какого-то древнего пророка. Видимо, он действительно чувствовал себя и председателем на страшном суде, и созидателем нового порядка в мире.
— Все институты свободного общества, — продолжал Боулз, — возродятся на новой основе. Навсегда будут вычеркнуты из памяти людей бредовые анархические идеи. Люди снова станут ценить превыше всего свой домашний очаг, станут уважать предпринимателей, дающих им работу, обратят свои сердца к господу богу. И своим счастьем человечество будет обязано нам. Да, Дэви, только нам! Потому что только у нас останется все материальное и духовное наследие прошлого. Только мы сможем обеспечить преемственность цивилизации, обеспечить порядок и законность.
Боулз замолчал, прополоскал горло освежающим коктейлем и пытливо уставился в Торна.
— Ну как, Дэви, теперь ты все понял? — спросил Кокер.
— Кое-что понял… Но поймут ли те, от кого зависит первый удар — президент, правительство?
Снова прозвучал молодой смех старого Сэма. Он перевел свое кресло на режим попеременного покачивания и подпрыгивания.
— Их никто не спросит, Дэви. Этих безмозглых болтунов мы накроем первыми.
— А кто же отдаст приказ?
— Мы, Дэви, мы! В этом вся суть!
У Торна уже не осталось сомнений, что все здесь услышанное — не бред, а продуманный и рассчитанный план. И то, что Кокер словечком «мы» объединил его, Торна, с собой и Боулзом, обрадовало тем, что он исключен из списка обреченных и каким-то, пока еще неизвестным, образом будет в числе тех, кто останется в живых после организованного светопреставления.
— Начнут всего две субмарины, — снисходительно пояснил Боулз. — В одну прекрасную минуту они вы пустят все свои заряды по точкам, которые я показал. Ни в коем случае они не будут бить по районам сосредоточения оружия обеих сторон. Их дело — поднести спичку. Потом они исчезнут навсегда, погрузившись в самую глубокую океанскую впадину. В силу вступят мщение, возмездие, бешенство. Ракеты полетят со всех сторон во все стороны. Остановиться и задуматься уже не будет времени хотя бы потому, что те, кто способен думать и остановить, будут уничтожены первым ударом. Фейерверк будет продолжаться недолго. Мы не собираемся уничтожать все и всех. Для нашей цели хватит малой доли того, что готово к запуску.
Боулз опять остановился, давая Торну время усвоить услышанное. Потом более спокойно добавил:
— От тебя, Дэви, мы ждем таких мими, которые были бы пригодны для экипажей подводных лодок. Ты же понимаешь, что такое дело доверить людям нельзя. Надеюсь, это тебе по силам.
— Пока нет.
— Не преуменьшай своих возможностей. Ты мне давно обещал сделать мими-солдат, и пора выполнять свои обещания. Времени у нас совсем немного. Через четыре месяца мы должны испытать твои экипажи.
— Боюсь, что четырех месяцев мне не хватит.
— Должно хватить! Брось все силы. Проникнись величием цели!
— Постараюсь. Больше от меня ничего не потребуется?
— Потребуется, но несколько позже.
— Все! — хлопнул в ладоши Кокер. — О делах — все! Будем обедать.
***
Старая запись кончилась. На экранах снова были только Лайт и в правой половине кадра — кабинет Кокера. Сэм VI и генерал уже пришли в себя после встряски, но съежились в своих креслах с неподвижностью восковых фигур.
— Боулз, — тем же бесстрастным голосом проговорил Лайт. — Ваша главная тайна стала достоянием всего человечества. Может быть, теперь вы укротите свою слепую ярость и поймете, что ваша игра проиграна. Назовите кодовые команды для затопления подводных кораблей.
— Хорошо, — помедлив, сказал Боулз. — Дайте мне связь с пультом диспетчерской. Я сам сделаю все, что нужно.
Лайт внимательно на него посмотрел, потом вдруг повернулся к земной аудитории:
— Бобби! Ты меня слышишь?
— Слышу, Гарри! Слышу! Спасибо тебе, Гарри!
— Взгляни на голограмму Боулза и сообщи, что она показывает.
Не все, следившие за передачей из Кокервиля, поняли, чем грозил им проект «Прополки». Как и все другие войны, которые происходили в прошлом и казались немыслимыми до того, как они становились реальностью, так и эта, задуманная шайкой авантюристов, была непостижимой для обыкновенного человека. Не хватало времени, чтобы все понять, оценить и ужаснуться. Слишком стремительно разворачивались события. Поэтому все, что доносилось из Кокервиля, возбуждало не столько страх, сколько любопытство и возмущение. Совсем уже непонятным был диалог между могущественным доктором Лайтом и никому не ведомым Бобби.
— Гарри, — раздался голос Милза. — Минерва докладывает, что на голограмме Боулза Инт парализован ненавистью и отчаянием. Генерал готов уничтожить вместе с собой как можно больше людей.
— Спасибо, Бобби. — Лайт повернулся к Боулзу. — Вы неисправимы, генерал. Вы пытались обманом получить связь с подводными кораблями и дать команду на пуск ракет. Вам это припомнят, когда состоится суд народов над врагами человечества.
Боулз нагнулся к останкам своего адъютанта, вырвал из его рук пистолет и выстрелил в свой широко раскрытый рот.
Разные чувства разбудил у телезрителей этот выстрел. Но сильней других стала уверенность в том, что невероятные события, развернувшиеся в Кокервиле, касаются каждого. Отпали все сомнения в правдивости этого безвестного доктора Лайта. Все, о чем предупреждал Комитет Бдительности, подтверждалось страшными, неопровержимыми фактами. Только что по приказу Боулза был убит «отец мими», пытавшийся отмежеваться от заговорщиков, и вот уже сам генерал смотрит на людей мертвыми глазами.
Но на этом не оборвалась передача из кабинета Кокера. Утонувший в своем синем кресле, Сэм VI так и остался бы незамеченным, если бы он сам о себе не напомнил. Он вдруг сполз на пол, встал на четвереньки и, обратив лицо к землянам, залаял — громко, заливисто, часто подергивая головой. Загребая крепкими ногами и руками, он бегал по кабинету, наткнулся на недвижимого адъютанта и стал грызть его молодыми зубами. Сэм VI сошел с ума.