Биврёст
Шрифт:
– Если мы сейчас не свалим, никогда не поможем Кире.
Зик сдавленно хрюкнул и захохотал. Гин хмурился, ожидая, пока Зик отсмеется, смахнет выступившие в уголках глаз слезы и снова будет готов разговаривать.
– Ты думаешь, у нас получится помочь Кире? Ты не видел того, что видел я. Директор Мортис-ас не смогла противостоять Хейму Иргиафе. А ты говоришь – мы…
– А что предлагаешь? Спрятаться? Скрыться?
– Забыть. – Зика словно прорвало. – Забыть и жить дальше. Подчиняться правилам и не лезть на рожон. Леер полезла и второй день валяется без сознания и без духовника.
Зик замолчал, чтобы вытереть ладонью хлынувшую носом кровь, и цокнул языком.
– Надо же… Всегда думал, что ты слабак, цепляющийся за свои книжонки. А ты мужик – кулаками машешь, за девчонок заступаешься.
Гин замахнулся для еще одного удара, но в палату вошел Джет, радостно волоча в охапке чипсы и шоколадки из больничного буфета. Яркие упаковки попадали на пол, когда Джет проворно для своей комплекции схватил Гина за запястье и оттащил от Зика.
– Что это вы двое творите? – рыкнул он. После битвы с Аозом ему достались трещина в ребрах и огромные синяки справа – где он принимал удары щитом.
Гин, не говоря ни слова, вырвал руку и напоследок, перед тем как перешагнуть через пакеты с шоколадным молоком и хлопнуть дверью, прожег Зика ненавидящим взглядом.
– Ребят?.. – Джет беспомощно протянул руку.
– Хе-еель, – пробормотал Штейн, вытирая рукавом нос.
– Что произошло?
Оттолкнув Джета плечом, Зик выбежал в коридор и бросился вниз по лестнице, не видя ничего перед собой. Его душили вина, ярость, ненависть. Злые слезы комком встали в горле, не давая толком дышать. Забившись в угол, он сжал голову руками, давясь рыданиями до тех пор, пока медсестра не заметила его и не привела обратно в палату. Обработав нос и поставив успокоительное, она еще раз спросила, не хочет ли он чего-нибудь. Зик мотнул головой и укрылся одеялом с головой. Когда он очнулся от тяжелого душного сна, было уже темно. Резко сев, Зик в тревоге огляделся. Гин ушел. Его вещи, всегда аккуратно свисающие со спинки стула, пропали.
– Ну и ладно, – пробормотал он, переворачиваясь лицом к окну, чтобы не видеть пустоту, исходящую от заправленной койки. Он понимал, что Гин его ненавидит. Теперь и Джет. И Леер возненавидит, когда очнется. Он не сберег ее.
Второй раз Зик очнулся поздно, с ноющей головой. Умывшись, он мельком выглянул в окно. День с самого утра был хмурым, предвещающим весенние хеймдалльские грозы. Поковыряв в столовой омлет и проглотив премерзкий кофе с молоком, Зик спустился на пятый этаж. Палата интенсивной терапии, в которой лежала Леер, была пуста. С колотящимся сердцем Зик побежал к окну информации.
– Герд! – задыхаясь, рявкнул он, стуча кулаком по стеклу. – Куда пропала Леер Герд? Палата пятьсот тридцать девять.
– Юноша-ас, вы что себе позволяете? – возмутилась регистратор, опуская очки на кончик носа.
– Моя подруга Леер Герд еще вчера была без сознания. Дышала через трубки! А сегодня ее нет! – Зик чуть не рыдал.
– Айрин, это тот мальчик, после нападения на Биврёст, – шепнули из угла, шурша бумагами.
– Ее перевезли в другую палату, – наконец сказала она, сверившись с бланками. – Шестьсот девятнадцатая…
– Спасибо!
Зик очутился перед палатой Леер так быстро, как позволял лифт. Бледная и растрепанная Леер сидела на стуле у окна. Белая больничная одежда лишь подчеркивала ее болезненное состояние, придавая схожесть с призраком. Сигурд Штейн медленно сел на пол рядом с подругой. На ее коленях лежала разбитая ручка хлыста, потемневшая от крови духа. Чуть улыбнувшись, Леер отложила ее и взяла с подоконника флейту левой рукой. На правой под бинтами заживали оставшиеся пальцы: полфаланги безымянного и фалангу мизинца пришлось удалить из-за начавшегося утгардового обморожения.
– Не выйдет из меня музыканта, – фыркнула Леер, рассматривая флейту. – И вардена не получится.
– Леер, – Зик прочистил пересохшее горло.
– Нет, молчи, – устало попросила она. – Не нужно меня жалеть. Это мое наказание. Я никогда не хотела быть варденом – теперь я свободна. Ярлодин, свободна. – Леер швыркнула носом. – Где Гин и Джет? – спросила она после продолжительного молчания.
– Они ушли, – выдавил Зик.
– Куда? – удивилась Леер, приподнимаясь на кресле.
– За шоколадками, – солгал Зик. – Ты знаешь, Джет ест только «Шокоэдд».
Этот ответ, казалось, удовлетворил Герд. Весь день Штейн шутил, дурачился и развлекал подругу как мог, ревностно следя, чтобы за Герд хорошо ухаживали. Даже во время неловкого визита ее родителей сидел за стенкой. Мать, сухая и чопорная женщина, с каменным лицом выслушала прогнозы врача, не проронив ни слова. Отца больше волновало, сможет ли Леер в таком позднем возрасте запечатлеть еще одного духа. Только бабушка и младшая сестра сквозь слезы пытались шутить и планировали, куда можно отправиться на летние каникулы.
В восемь сорок два взвыла сирена внешнего оповещения. Зик прокрутил приемник по всем станциям, но ловил лишь помехи. Медперсонал был в таком же замешательстве, как и больные, и отказывался давать какие-либо комментарии, призывая оставаться в палатах и ждать распоряжений главного врача. В девять двенадцать замигал свет и резко похолодало.
– Что это, Зик? – прошептала Леер. – Что случилось?
– Просто перепады напряжения, – это прозвучало так фальшиво, что самому стало тошно.
– Где ребята?
Включился аварийный генератор, освещая палату тусклым зеленым светом. В коридоре начала нарастать паника.
– Я пойду посмотрю, что случилось.
– Нет, не уходи, – попросила Герд. – Ты разве не чувствуешь? – Он покачал головой. Леер выдернула капельницу и поморщилась. Пошатываясь, схватила Штейна на руку и приложила к стене.
– Она ледяная.
– И?..
– Утгард? Но как его открыли? Как же защитные барьеры Матерей?
– Зик, помнишь, – Леер с трудом подбирала слова, бледнея на глазах от ужаса, – помнишь, – она облизала обветренные губы, – в прошлом году был курс по истории болезней Утгарда? Помнишь? Ну же, Зик! – Леер еще раз треснула его рукой по стене. – Сирены, Утгард, ослабление защитного поля!