Бизнес-план убийства
Шрифт:
– Вот теперь точнее, пожалуйста.
– Да, конечно. Понимаете… Эдику всегда нравилась Люсьена – жена Кости, очень яркая, сексуально привлекательная блондинка, тип голливудской красотки, если угодно. Но шансов у Эдика, если откровенно, было маловато. Не потому, что Люсьена такая уж недотрога, как раз наоборот… Но Эдик, с его внешностью рассерженного бульдога, совершенно не в ее вкусе, совершенно. И все-таки похоже на то, что она не сбрасывала его окончательно со счетов. Знаете ли, плохая примета – ставить крест на верном поклоннике. Это понимают даже избалованные красавицы. А тут еще Эдик затеял развод со своей женой Жанной. Они и прежде-то не очень ладили – Эдик и Жанна, но, сказать по правде, известие об их разводе всех нас ошеломило. Причем расходились они шумно: со скандалами, взаимными упреками… Мне и сейчас неприятно об этом говорить,
– Да-да.
Шестоперова в упор посмотрела на меня своими большими черными глазами:
– Естественно, все сказанное мною сейчас должно остаться между нами.
– Разве господин Нектаров не упоминал, что я не отличаюсь болтливостью?
– Конечно. – Она снова щелкнула зажигалкой. – Надо сказать, что в нашем офисе существует традиция совместного празднования всяческих дат, юбилеев, дней рождения и прочего. Сдвигаются столы, выставляется сухое вино и бутерброды… Все достаточно скромно. Впрочем, раз на раз не приходится, иногда празднуем с размахом.
– Простите, а вы, жены совладельцев, тоже участвуете в этих мероприятиях? – уточнил я.
– Лишь в отдельных случаях. Исключая, впрочем, Люсьену. Та наведывается в офис буквально через день.
– Если я правильно понял, никто из вас, жен совладельцев, не занимает на фирме никакой штатной должности?
– Да, это верно. Мы не служим.
– Ясно, продолжайте.
– Первый звоночек прозвенел на встрече Нового года. Событие отмечали заранее, 29 декабря. К тому времени Эдик уже расстался с Жанной, и ее, понятно, там не было. Я накануне простудилась и тоже не смогла пойти. Поэтому о случившемся могу судить только со слов других, в основном, моего Алексея Михайловича. Так вот. Разогрелись они в тот вечер основательно, и, как водится, настал момент, когда общая компания распалась на отдельные группы. Есть в конторе некто Цыщев – “ночной портье”, любитель заглядывать в замочные скважины, короче, отвратительный тип. И вот мой Алексей Михайлович видит, что Цыщев стоит за спиной Кости и что-то нашептывает ему на ухо. Тот меняется в лице и выскакивает в коридор. Люсьены за столом нет. Как и Эдика. Через минуту из глубины коридора доносятся крики. Народ тут же устремляется на шум.
– И что же видит народ?
Она вздохнула:
– Нужно знать Костю. Это необычайно тактичный, деликатный, выдержанный человек. Необыкновенно здравомыслящий! Тихоня в классическом варианте! В общении с рядовыми сотрудниками он никогда не повышает голоса. Но как только дело коснется его ненаглядной Люсьены, в нем будто просыпается крепко спавший зверь. Он, кажется, может даже загрызть! Но не свою Дездемону, а того, кто посмел плотоядно взглянуть на нее, понимаете? Люсьена для него – непогрешимый ангел, что бы там она ни вытворяла за его спиной! Да уж, ангелочек… Костя знал, конечно, что Эдик неравнодушен к ней. И даже вроде бы гордился тем, что владеет сокровищем, которое вызывает зависть компаньона. Но в ту минуту на него накатил приступ ревности, перешедшей в настоящее безумие! Он сорвался и готов был ударить Эдика бутылкой по голове. Хотя ровным счетом ничего не произошло. Просто Эдик и Люсьена оказались вдвоем в кабинете Эдика. Тот будто бы хотел вручить ей новогодний подарок. Хорошо, что поблизости находился мой Алексей Михайлович. С невероятным трудом он погасил страсти, а затем сам отвез Эдика домой. Но трещинка в отношениях между Эдиком и Костей уже пролегла. Первая трещинка, которая быстро расширялась и в последующие месяцы превратилась в бездонную пропасть.
– Вероятно, вы с мужем пытались примирить их? – предположил я.
– О, поверьте, мы с Алексеем Михайловичем сделали все, что могли, лишь бы восстановить прежний мир! – с жаром воскликнула Шестоперова. – В конце концов, усадили их за один стол и склонили к рукопожатию. Но еще тогда я почувствовала, что оба держат камень за пазухой… Вскоре после Рождества Эдик снова удивил всех нас, скоропалительно женившись на сотруднице рекламного отдела Ирине. Глупый, бессмысленный брак, заключенный не иначе как в состоянии аффекта! Да, согласна, у Ирины красивые длинные ноги. Но этого слишком мало, чтобы быть хорошей женой. А ведь Эдька мечтал именно о хорошей жене, о хранительнице домашнего очага. Жанну он называл плохой хозяйкой, хотя это совершенно несправедливо, уверяю вас! Да, может быть, Жанна не испытывала экстаза по отношению к кухне, но, простите, Ирина ведь не знает даже, с какой стороны браться за сковородку! – Шестоперова поправила свою аккуратную прическу.– Притом Жанна далеко не уродина, поверьте! Даже очень молодые люди нередко поглядывают на нее с нескромным интересом.
– Жанна как-то фигурирует в дальнейших событиях? – осведомился я. – Мне показалось, что ее вы не называли.
– Ой, простите! Я, кажется, увлеклась… Словом, второй брак Эдика оказался несомненной ошибкой. Он и сам понял это достаточно быстро. И еще сильнее возненавидел за свой необдуманный поступок… Костю! Понимаете?!
– Похоже, этот ваш Эдик по натуре – азартный игрок?
– Вы это верно подметили, – кивнула она. – Не буду утомлять вас перечислением мелких подробностей, коим нет числа, расскажу только о двух узловых моментах этой истории. Первый произошел накануне женского дня – шестого марта. Опять же – в офисе. Был банкет, сотрудницам вручали подарки. Руководство присутствовало в полном составе. Были также Люсьена, Ирина и я. Все протекало достаточно благостно. Эдик и Костя не обменялись ни единым уколом, к которым сотрудники уже начали привыкать. По домам разъехались в превосходном настроении. И вдруг – поздно вечером телефонный звонок от Люсьены: Костя отравился! Увезла “Скорая”, состояние тяжелое. Причем сам Костя грешил якобы на фаршированные баклажаны, которые обнаружил на своем столе, хотя на других столах – это он вспомнил позднее – такой закуски не было. Без всякой задней мысли он умял чуть ли не целую баночку. Он вообще любитель всякой кулинарной экзотики. Дома же, почуяв неладное, Костя сделал вывод, что баклажаны были отравлены, и что подсунул их ему Эдик. По его настоянию Люсьена позвонила в офис и потребовала от дежурного, а им – по странному стечению обстоятельств – оказался все тот же Цыщев, дабы тот извлек из урны злополучную банку. Костя вполне серьезно намеревался отдать остатки ее содержимого на анализ. Цыщев вскоре доложил, что перерыл все урны, но баночки из-под баклажанов не обнаружил. Это еще сильней распалило подозрительность Кости. С той поры в кругу доверенных лиц он именует Эдика “отравителем”. Тот, естественно, знает об этом и называет Костю – уже в своем кругу – “мнимым больным”, намекая, что тот притворился отравленным именно для того, чтобы иметь повод для обвинений в адрес его, Кроваля.
– А что говорит медицина?
– Никаких ядов врачи не обнаружили. Просто Косте нельзя есть много острого. У него ведь камни. А он не удержался… – Шестоперова вздохнула: – Но Костя-то остался при своем мнении. Он так и считает, что Эдик собирался отравить его, и только своевременный вызов “Скорой” предотвратил беду. Никакие наши с Алексеем Михайловичем доводы не в состоянии поколебать это убеждение. После того случая Костя ни разу не садился за один с Эдиком обеденный стол.
– Хозяин баклажанов так и не объявился?
– Нет.
– Что говорит по этому поводу Эдик?
– Он утверждает, что таинственная баночка покинула офис тем же путем, каким в нем и появилась. То есть она кочевала либо в “дипломате” Кости, либо в сумочке Люсьены.
– В сумочке Люсьены? Он так и сказал? Выходит, он уже и ее подозревает?
– Да, в его отношении к нашей секс-бомбе тоже что-то резко повернулось. Складывается впечатление, что частичку своей ненависти к Косте он перенес уже и на Люсьену.
– Это странно! Однако продолжайте…
– Последний случай произошел совсем недавно, дней десять назад, – голос Шестоперовой дрогнул. – Придя утром на работу, Костя принялся разбирать ворох бумаг на своем столе и вдруг обнаружил под ними крысу!
– Как – крысу?! Натуральную?
– Слава богу, нет! – передернулась она. – Матерчатую или плюшевую, словом, игрушечную. Но, по его словам, большую, даже огромную! Мало того! На ее шее была затянута проволочная петля!
– Такого рода “сюрпризы” иногда подбрасывают любителям “крысятничать”. Как же повел себя Костя?
– Он поднял крик, решив в первую минуту, что это живая крыса. Снова сбежался народ. Пришел и Эдик. Узнав, в чем дело, он заявил, что утром нашел в ящике своего рабочего стола… – Шестоперова наклонилась ко мне и понизила голос до шепота: – Угадайте, что?!
– Точно такую же крысу с проволочной петлей на шее, – без малейшей паузы отчеканил я.
– Совершенно верно! – кивнула она.
– Оставалось лишь сличить обе находки, верно?
– Да, но оказалось, что это невозможно.
– Почему?