Бладхаунд. Играя на инстинктах

Фролов Алексей

Загвоздка в том, что для этого нужно хорошо спрятаться. А чтобы хорошо спрятаться, нужно кому-то сильно доверять. Марк не возвращался на Макаронку со смерти матери, то есть уже восемь лет. Его здесь, само собой, помнили, но вряд ли испытывали к нему хоть сколько-нибудь теплые чувства. Разве что Степаныч… И Марк решил рискнуть. Тем более, что выбора у него все равно не было.

Он пробирался через тлетворный сумрак с безвольной женой на руках и на него косились из каждого переулка. Периодически с какой-то стороны доносились крики о помощи, выстрелы, пьяный хохот. Так здесь жили всегда, а с ростом

Арк-Сити стало только хуже, потому что когда выросли деловые районы, выросли и трущобы. Средний класс исчез почти полностью, остались только нищие и те, кого возят за тонированными бронебойными стеклами.

«И ты все еще думаешь, что это мой мир отвратителен?» – вспыхнула в сознании мысль Бладхаунда. Марк почувствовал, что монстр ухмыляется. Хотя… вот как он может ухмыляться? У него даже нет лица!

«Как нет? А твое? Или правильнее будет – наше?» – не унимался охотник и Марк понял, что тот просто издевается. Парень не ответил и ускорился, почувствовав, что кто-то идет за ним. Бладхаунд тоже это почувствовал и предложил передать ему контроль над телом.

– Черта с два, – отозвался Марк, удивляясь тому, откуда берутся силы. Он уже снова почти бежал и даже не чувствовал отдышки.

Упершись в кирпичную пятиэтажку с выбитыми окнами, он юркнул в проулок, на кого-то наступил, извинился через плечо и вышел на параллельную дорогу, тускло освященную единственным уличным люминотоном, который рвано моргал, и отчего-то это моргание напомнило Марку судорожные сокращения умирающего сердца. Парень быстро перебежал на другую сторону и толкнул высокую узкую дверь с облупившейся краской и огромной ручкой, изъеденной ржавчиной так, что на нее даже смотреть было страшно.

За прошедшие годы «Скиния» не изменилась. Здесь все также пахло перегаром и блевотиной. На потертом кожаном диване справа сидели проститутки отнюдь не первой свежести, а слева гардеробщица пялилась в голо-экран, машинально поглаживая по прикладу видавший всевозможные виды обрез. Но Марк не удостоил местные колориты своим вниманием, направившись прямо к стойке ресепшна, за которой размещался совершенно седой высоченный дед в штопаном-перештопанном свитере. Дед, близоруко щурясь, тыкал заскорузлым пальцем в экран древнего планшета, встроенного в стойку, и беззвучно матерился.

– Степаныч, – окликнул его Марк, осторожно спуская Дашу на пол. – Мне нужна твоя помощь.

– Это смотря сколько дат ты готов… – дед поднял взгляд и умолк. Он несколько раз моргнул, потом потер подслеповатые глаза, убеждаясь, что зрение его не подводит.

– Марк? – уточнил он, всматриваясь в лицо всклоченного человека, одетого в грязную робу, которая определенно когда-то была… белой что ль? – Марк Свартальв? Это ты, сынок?

– Я, Степаныч, – Марк сглотнул. – А это… – он покосился на жену.

– Дашка это, – кивнул дед. – Ты меня что, за слабоумного держишь? Думаешь, коли восьмой десяток, так совсем память отшибло? – он крякнул, но смотрел серьезно, подозрительно. – Не думал, что ты когда-нибудь вернешься в эту дыру. Тем более… – он внимательно оглядел Дашу с ног до головы, затем вновь уставился на Марк. – А какого с вами вообще случилось то?

Марк перегнулся через стойку.

– Давай не здесь, – едва слышно проговорил он. – Дай нам комнату, там и поговорим. Даты

будут, сколько…

– Рот закрой, щенок, – перебил его дед. Он вновь сфокусировался на планшете, поскреб в седой бороде и последовательно ввел несколько команд. – Макароновские своих в беде не бросают, забыл?

Пока они поднимались на второй этаж по немилосердно скрипящим ступеням, пока продирались через в беспорядке мычащие тела на лестничной площадке, пока Степаныч минут пять открывал сбоивший крипто-замок, Марк с облегчением думал о том, что не ошибся. И он даже не знал, кому сказать за это спасибо.

«Благодари господина, которому согласился служить, – мрачно посоветовал Бладхаунд, заворочавшийся в сознании Марка так яростно, что у того начало ломить виски. – Теперь без него ты – ничто».

– Заткнись, – шикнул на него Марк. Это правда, он был благодарен тенебрису и самому Бладхаунду за многое, но фанатичность охотника его уже порядком раздражала.

– Ты чего? – Степаныч обернулся, совладав, наконец, с крипто-замком.

– Ничего, извини, – бросил Марк, входя вслед за дедом в на удивление уютную комнату. Маленькую, но почти не грязную. И даже один из пяти люминотонов работал, а в углу стоял еще бы немного и совсем не ржавый холодильник.

– Сети тут нет, – пояснил старик, когда дверь за ними с протяжным скрипом въехала в пазы. – Так что вас здесь долго будут искать. Вас ведь ищут, а? Иначе ты бы не пришел.

– Степаныч, я не знаю, как тебя благодарить, – Марк протянул старику руку. – И не знаю, с чего начать…

– Да ни с чего! – старик крепко пожал ему ладонь. – Я же сказал – мы своих не бросаем. Дело серьезное, вижу. Но я тебя полугодовалого на руках качал. И батю твоего с мамкой знал еще малыми. Так что… – он снова крякнул и пожал плечами. – Расскажешь, если будет нужно. И отблагодаришь, когда сможешь. А сейчас, – он посмотрел через плечо Марка на Дашу, – я Светку пришлю, она твою отведет в душ и хоть какой-то вид придаст. Шмотки тоже выдам, это ж на вас… робы из дурки что ль?

Марк кивнул. Он был растроган таким отношением, но напряжение не уходило. За последние несколько дней парень привык к тому, что за каждым удачным поворотом обязательно следует бездна, в которую он неминуемо срывается. Строго говоря, он до сих пор не верил в то, что сбежал из Клиники. Все это казалось каким-то бредовым кошмаром.

– Спасибо, – сказал он Степанычу в спину. Тот не ответил и вышел из комнаты, зашаркал по скрипучим доскам через полумрак, потом стал громко на кого-то ругаться, но автоматически закрывшаяся дверь прервала поток его отдушевных излияний.

Марк усадил Дашу на единственную кровать и попробовал с ней поговорить. Тщетно. Женщина не реагировала. Тогда он сел рядом и тупо уставился в голую кирпичную стену. И когда Даша легонько коснулась его плеча своим, ему вновь показалось, что она сделала это намеренно. Но через мгновение он понял, что она просто медленно раскачивается из стороны в сторону. А взгляд у нее как прежде – пустой, мертвый.

– Может, она уже не здесь? – спросил он у себя, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. В ответ Бладхаунд внутри него зарычал. Монстру было не по себе от этих странных эмоций, которые он сам никогда не испытывал и поэтому инстинктивно опасался их.