Благие знамения (Добрые предзнаменования)
Шрифт:
— Так, — сказал он, — мне лично кажется…
— Эй! Что это вы, дети, здесь делаете?
Окликнувший их голос не был исполнен настоящей угрозы, но в нем, несомненно, чувствовалась предельная напряженность, а принадлежал он офицеру, который в течение последних десяти минут пытался осмыслить полную бессмыслицу сложившейся ситуации, слушая, как заливаются сигналы тревоги, и стараясь открыть запертые двери. За ним маячили два не менее встревоженных солдата, пребывающие в недоумении по поводу того, как им поступить с этими четырьмя малолетками, совершенно очевидно отпрысками
— Не беспокойтесь о нас, — беспечно сказал Адам. — Мы просто поглядим тут вокруг.
— Значит, вы просто… — начал было лейтенант.
— Спать, — сказал Адам. — Сейчас вы просто уснете. Все солдаты здесь должны спать. Тогда вас ничто не потревожит. Сейчас вы все просто уснете, немедленно.
Лейтенант пристально посмотрел на него, пытаясь сфокусировать взгляд. Затем он медленно опустился на землю.
— Ничего себе, — сказала Пеппер, когда и остальные улеглись спать. — Как ты их усыпил?
— Видишь ли, — осторожно протянул Адам. — Ты помнишь тот гипнотический практикум из книги «101 увлекательное занятие для юных умельцев», который у нас никогда не получался?
— Ну помню, и что дальше?
— В общем, это что-то вроде гипнотического сна. Я только теперь понял, как это делается. — Он повернулся обратно к зданию, напичканному компьютерной техникой.
Адам собрался; его привычная удобная сутуловатость сменилась некой бравой выправкой, которая очень порадовала бы мистера Тайлера.
— Отлично, — сказал он.
Потом немного помедлил в задумчивости.
А потом сказал:
— Пойдем оглядимся.
Если земля вдруг исчезнет и останется одно электричество, то наш мир будет выглядеть как самая изысканная световая филигрань — сфера мерцающих серебристых линий со случайными проблесками стрел, выпускаемых спутниками. Даже темные районы будут озарены благодаря радиолокационным станциям и коммерческим радиоволнам. Нервная система гигантского планетарного зверя.
Все города — узелки в электрической паутине, но сами электрические связи, по сути своей, были подобны мускулатуре, выполняющей лишь грубую работу. Однако уже примерно полсотни лет люди пользуются «электронным мозгом».
И теперь он вдруг ожил, подобно тому, как оживает огонь. Переключатели стали залипать. Реле начали плавиться. Внутри кремниевых чипов, микроскопическая структура которых по сложности напоминала карту Лос-Анджелеса, образовались новые связи, породившие перезвон в удаленных на сотни миль подземных лабораториях, и люди в ужасе смотрели на то, что сообщали им давно знакомые экраны. Массивные стальные двери, надежно скрытые в полостях гор, отказывались открываться, и люди барабанили по ним, стараясь справиться с предохранителями, которые уже окончательно сплавились. В пустынях и тундрах земля вдруг расползалась, впуская свежий воздух в оборудованные кондиционерами склепы и позволяя грубым силуэтам занять свои места.
И поскольку электричество утекало туда, куда не следует, оно иссякало в обычных местах. В городах погасли
Говорят, что цивилизация отстоит от варварства всего лишь на двадцать четыре часа с двумя перерывами на обед.
Ночь медленно овладевала вращающейся Землей. Изъязвленная поверхность планеты должна была искриться множеством электрических булавочек, дающих свет. Но источник тока иссяк.
Пять миллиардов человек погрузились во мрак. Вскоре могло начаться нечто вроде варварского пиршества или пикника на природе — необузданного, отвратительного и в конечном счете доставшегося муравьям.
Смерть выпрямился. Видимо, он к чему-то прислушивался. Можно только догадываться, что ему удалось услышать.
— ОН ПРИШЕЛ, — сообщил он.
Три его попутчика оторвались от своих дел. В их внешности и позах произошли едва уловимые изменения. Прежде чем ангел Смерти заговорил, они— то есть те их ипостаси, которые не ходят и не говорят, приняв человеческое обличье, — кружили над миром. Теперь они вернулись.
Более или менее.
Вид их стал каким-то странным. Словно у них вдруг появились плохо скроенные тела, наподобие плохо скроенных костюмов. Голод выглядел так, будто слегка изменил свой имидж, и его выработанный годами типаж — приятного, процветающего и заслуживающего доверия бизнесмена — начал вытесняться древним, ужасным оцепенением его исходного воплощения. На коже Войны заблестели капли пота. А кожа Загрязнения блестела просто так.
— Мы обо всем… позаботились, — с некоторым усилием произнесла Война. — Теперь дела… пойдут своим путем.
— В нашем распоряжении не только ядерное оружие, — сказал Загрязнение. — Есть еще химическое. Тысячи галлонов химических веществ… хранятся в бочках во всех уголках мира. Замечательные жидкости… с чертовски длинными заковыристыми названиями. А учитывая… старые запасы. В общем, выбирай, что хочешь. Плутоний может быть смертоносным тысячи лет, но действие мышьяка вечно.
— Или пусть настанут времена… вечной зимы, — сказал Голод. — Я предпочитаю зиму. Некая чистота… присуща зиме.
— Все птенчики… соберутся в курятнике, — сказала Война.
— Никаких больше птенчиков, — буркнул Голод.
Не изменился лишь Смерть. Кое-что всегда остается неизменным.
Апокалиптическая четверка вышла из здания. Походка Загрязнения также приобрела новые качества — казалось, он не идет, а течет или даже растекается.
Что и было подмечено Анафемой и Ньютом Пульцифером.
На их пути как раз появилось первое здание. Внутри все выглядело гораздо спокойнее, чем снаружи, где уже поднялась большая суматоха. Анафема толкнула очередную дверь, которая изобиловала уведомлениями, предупреждающими о смертельной опасности. Дверь с легкостью распахнулась. А пропустив их внутрь, она тут же захлопнулась и защелкнулась на замок.