Благородный дом. Роман о Гонконге.
Шрифт:
— Точно не знаю, мистер Бартлетт. Это одна из легенд.
Какое-то мгновение Бартлетт пристально смотрел на него. Мужчины стоили один другого: Данросс чуть выше, зато Бартлетт пошире в плечах. У обоих голубые — у Данросса чуть зеленее, — широко поставленные глаза и лица людей много повидавших.
— Вам нравится быть тайбанем Благородного Дома?
— Да.
— Не знаю, в чем на деле заключается власть тайбаня, но в «Пар-Кон» я могу нанять на работу и уволить любого и закрыть компанию, если захочу.
— Значит, вы — тайбань.
— Тогда мне тоже нравится быть тайбанем. Мне нужен выход на Азию, а вам нужен выход на Штаты. Вместе
«Или в саван для одного из нас», — подумал Данросс, которому нравился Бартлетт, хотя он и знал, что симпатизировать американцу — дело опасное.
— У меня есть то, чего нет у вас, а у вас есть то, чего не хватает мне.
— Да, — согласился Данросс. — А сейчас нам обоим не хватает одного — ланча.
Они направились к двери. Бартлетт оказался у неё первым. Он открыл её не сразу.
— Я знаю, что у вас это не принято, но, раз уж я собираюсь с вами в Тайбэй, может, вы будете называть меня Линк, а я вас — Иэн и, может, прикинем наши ставки на матч в гольф? Уверен, что вы знаете: мой гандикап — официально — тринадцать, ваш, насколько мне известно, — десять, официально, а это значит, что на всякий случай снимаем по крайней мере по одному удару с каждого [66] .
66
Гандикап — в гольфе возможности игрока в количественном выражении. Используется для подсчета на основе числа действительно выполненных ударов так называемого чистого счета, что позволяет мастерам и начинающим гольфистам играть на равных.
— А что, давайте, — тут же согласился Данросс. — Но здесь мы обычно спорим не на деньги, а просто на шары.
— Черта с два, играя в гольф, я буду спорить на свои «шары». Данросс рассмеялся:
— Может, однажды и придется. Мы здесь обычно спорим на полдюжины шаров для гольфа, что-нибудь в этом духе.
— Британцы считают, что спорить на деньги плохо, Иэн?
— Нет. Как насчет пятисот с каждой стороны, а команда победителя получает все?
— Американских долларов или гонконгских?
— Гонконгских. Среди друзей должны быть гонконгские. Для начала.
Ланч подавали в столовой совета директоров на девятнадцатом этаже. Это был угловой зал в форме буквы «Г» с высоким потолком и синими портьерами, пестрыми голубыми китайскими коврами и широкими окнами, из которых был виден Коулун, взлетающие и садящиеся в аэропорту Кай-Так самолёты и открывался вид на запад — до островов Стоункаттерз и Цинъи, и дальше, на часть Новых Территорий. На величественном старинном дубовом столе, за которым могли разместиться двадцать человек, были разложены подставки для приборов и изящное столовое серебро, расставлен лучший уотерфордский хрусталь [67] . Шестерых присутствующих обслуживали четверо молчаливых, вышколенных официантов в черных брюках и белых тужурках с вышитым гербом «Струанз».
67
Уотерфордский хрусталь — массивная стеклянная посуда, которую изготавливают с 1720 г. до наших дней в Уотерфорде, Ирландия. Отличается толстыми стенками, глубокой насечкой геометрических
Когда Бартлетт с Данроссом вошли, уже были поданы коктейли. Кейси, как и все остальные, пила сухой мартини с водкой. У одного Гэваллана был двойной розовый джин. Бартлетту, хотя он не успел ничего заказать, сразу подали хорошо охлажденную банку пива «анвайзер» на серебряном подносе эпохи короля Георга.
— Кто вам сказал? — восхитился Бартлетт.
— От «Струана и компании», — объявил Данросс. — Мы знаем о ваших предпочтениях. — Он представил гостя Гэваллану, де Виллю и Линбару Струану, принял бокал шабли со льдом и улыбнулся Кейси: — Как дела?
— Прекрасно, спасибо.
— Прошу прощения, — обратился Бартлетт ко всем остальным, — но мне нужно кое-что передать Кейси, пока не забыл. Кейси, позвони, пожалуйста, завтра Джонстону в Вашингтон и выясни, с кем нам лучше всего поддерживать контакт в здешнем консульстве.
— Хорошо, конечно. Если не удастся связаться с ним, я попрошу Тима Диллера.
Любое упоминание имени Джонстон значило «как продвигается сделка?». Ответ «Диллер» означал «хорошо», «Тим Диллер» — «очень хорошо», «Джонс» — «плохо», «Джордж Джонс» — «очень плохо».
— Прекрасно, — улыбнулся ей в ответ Бартлетт, а потом повернулся к Данроссу: — Красивый зал.
— Он соответствует.
Кейси усмехнулась, поняв подтекст.
— Встреча прошла очень хорошо, мистер Данросс. В результате выработано предложение для вашего рассмотрения.
«Как это по-американски — взять и вылезти со всем этим. Ну никакого такта! Неужели она не знает, что о делах говорят после ланча, а не до него?»
— Да. Эндрю рассказал мне в общих чертах, — ответил Данросс. — Не хотите ли ещё выпить?
— Нет, спасибо. Думаю, что в этом предложении затронуты все вопросы, сэр. Нужно ли ещё что-нибудь пояснить для вас?
— Думаю, конечно, будет нужно, со временем. — В душе Данросс, как и всегда, умилился этому «сэр». Это слово употребляют в разговоре многие американки, и зачастую не к месту, обращаясь к официантам. — Мы вернемся к вашему предложению, как только я его изучу. Пиво для мистера Бартлетта, — добавил он, ещё раз пытаясь отложить разговор о бизнесе на потом. Затем обратился к Жаку: — Ca va? [68]
68
Ну как? (франц.)
— Oui, merci. A rien. Пока ничего.
— Не переживай, — сказал Данросс. Вчера любимая дочка Жака с мужем попали в ужасную автомобильную аварию. Это случилось во Франции, где они проводили отпуск, и Жак ещё точно не знал, что произошло на самом деле. — Не переживай.
— А я и не переживаю. — Снова это галльское пожимание плечами, скрывающее всю безбрежность тревоги.
Жак приходился Данроссу двоюродным братом и работал в «Струанз» с сорок пятого года. На войне ему пришлось несладко. В сороковом он отослал жену с двумя маленькими детьми в Англию, а сам оставался во Франции. До окончания войны. Вступил в отряд партизанов-маки, потом была тюрьма, смертный приговор, побег и снова партизанский отряд. Недавно ему исполнилось пятьдесят четыре. Сильный кареглазый мужчина с мощной грудью и грубыми руками, покрытый множеством шрамов, он был всегда спокоен, но мог разозлиться, если его выводили из себя.