Благостный четверг
Шрифт:
Глаза Мака засветились:
– Эдди, а ведь ты, кажется, попал в десятку!
– В какую десятку?
– Надо, конечно, все обмозговать… – сказал Мак, – но знайте, ребята: Эдди у нас – гений!
Эдди аж порозовел от удовольствия.
– А что я такого гениального сделал, Мак?
– Отстань, дай подумать…
– Но должен же я знать, что я сделал такого этакого?
– Наверное, тебя просто осенило свыше, – сказал Мак. – Давайте-ка пораскинем умом: что за личность Патрон. Как по-вашему, он боязливый?
– Нет, – сказал Элен, – он не трус. И башковитый!
Мак продолжал
– Что такое Патрон? Патрон – это прежде всего мошенник, причем изрядный…
– И одевается шикарно, – вставил невпопад Элен.
– …а мошеннику незачем иметь врагов – из города в два счета вылететь можно. Так что, хочешь не хочешь, а всех ублажай, со всеми дружбу води…
– Что ты придумал, Мак? Не томи! – Уайти I ерзал от нетерпения.
– Вот что, ребята, – сказал Мак. – Я погожу вам пока говорить. А то вдруг выйдет пшик – сами же потом меня уважать перестанете. Мне нужно толком все обдумать. Ничего, бог даст, перехитрим Патрона. Но, чур, в этом деле все мне помогайте как один!
– Да что делать-то?!
– Идите пока погуляйте. Мак думать будет, – сказал Мак, улегся на постель, заложил руки за голову и принялся изучать стропила Королевской ночлежки.
Элен тихонько подобрался к нему:
– Ты ведь не отдашь наш дом, правда, Мак?
– Не отдам. Даю слово. Где у нас Эдди?
– На работу пошел.
– Тогда можно тебя попросить?
– Да, что?
– Возьми вон ту банку из-под свиного жира и ступай к Эдди. Пусть он потихоньку нацедит пивка, чтоб мне лучше думалось.
– Ладно, будет тебе пиво. Ты только думай, думай!.. Слушай, Мак, а как это выходит, что Эдди гений, а сам не знает, а я вот тоже не знаю, но я не гений?
– Что-что? – не понял Мак.
– Как выходит, что… – начал было Элен. – А-а, фиг с ним.
15. Тяжко в ученье
Фауна была предпринимательница, каких поискать. В былые времена в ее руках приносили доход куда более несуразные заведения, чем «Медвежий стяг». Доверь ей пост председателя правления промышленной корпорации, она бы и там не ударила в грязь лицом – настоящий бизнесмен в юбке. Она была благожелательна, но пальца ей в рот не клади; всегда готова порадеть за общественные интересы, а за свои тем паче; была щедра, когда знала, что за щедрость воздается сторицей; сентиментальна, но в душе тверда как кремень. И как всякий умный работодатель, Фауна пеклась о своих работниках.
Став хозяйкой «Медвежьего стяга», Фауна оборудовала одно из помещений для культурного досуга. Комната, она так и называлась – Комната досуга, была большая, приятная, в три окна, выходящих на пустырь. Меблировку составляли мягкие кресла и кушетки с обивкой в яркий цветочек. Портьеры гармонировали с мебелью; гравюры на стенах действовали умиротворяюще, не поражая воображения: коровы по колено в пруду, олени, пьющие из горного ручья, собаки в луже… Вид мокрых животных почему-то умилителен человеческому глазу… Для активного отдыха Фауна поставила теннисный стол, ломберный столик и столик для игры в триктрак. В общем, в этой комнате можно было расслабиться, почитать, посплетничать, поиграть – что девочки и делали с успехом…
Одна из
…Было примерно без четверти три. Агнесса, Мейбл и Бекки отдыхали в мягких креслах. Вся природа лениво цепенела в этот час. Пустырь был залит мягким и ясным солнечным светом, в котором даже ржавые трубы и старый бойлер казались прекрасны. Высокие мальвы радостно зеленели. Серая, гладкая персидская кошка лениво охотилась в траве за сусликами – ей было совершенно все равно, удастся ли кого-нибудь сцапать.
Мейбл сказала, поглядев в окно на бойлер:
– Я слышала, раньше в этом бойлере жили?
Агнесса, которая красила ногти на ногах и болтала ногами в воздухе, чтоб лак скорее высох, отвечала:
– Да, ты еще тогда у нас не работала. Были тут такие Мэллой, муж и жена. Поселились в бойлере, обжились. Ходили через топку, у порожка постелили половичок, устроили навес… Забраться внутрь трудновато, зато внутри все чин-чином – самый настоящий дом. Вот что значит жена хозяюшка…
– А почему же они уехали? – спросила Бекки.
– Ссориться стали. Она говорит, хочу занавески. А он – на кой тебе занавески, окошек-то нет! Начнут, бывало, ругаться, а там эхо – так и бьет по нервам. Он кричит: «Эх, врезал бы я тебе, да в этой халупе и размахнуться негде!» Сейчас он в окружной тюрьме сидит – скоро освободят досрочно за примерное поведение. Жена его ждет, работает в Салинасе официанткой. Да, славная была пара. Он, между прочим, в каком-то масонстве состоял…
Мейбл отвернулась от окошка:
– А слыхали, нынче к нам из Салинаса приезжают мужики? Клуб Гремучей змеи в полном составе. Сняли наше заведение на всю ночь.
– Как же, слыхали. У них вечер памяти покойных членов клуба. Фауна сделала им приличную скидку.
Агнесса задрала ногу, подула на пальцы:
– Ну как, красиво?
– Хорошо! – сказала Бекки. – Эффектно смотрится, как будто гнилое мясо… Слушайте, куда у нас Сюзи запропастилась? Фауна ей покажет, как опаздывать. Сказала быть к трем – значит, к трем!.. Нет, девчонки, чудное все-таки имя Фауна…
– Раньше-то ее Флорой звали, – сказала Мейбл. – И вообще, что это за слово – Фауна? Что оно хоть значит? Сроду такого не слыхала…
– Так называют этих… ну, оленят всяких разных, – объяснила Бекки. – Знаете, я думаю, Сюзи у нас долго не задержится. Странная она какая-то, глаза сумасшедшие. Шатается по городу целый день одна…
– Ого, девочки, уже без двух минут, – сказала Мейбл. – Сюзи лучше поторопиться!
Как только часы пробили три, из своего спального кабинета появилась Фауна. Ее оранжевая грива была схвачена серебристым обручем, что придавало Фауне сходство с небезызвестной общественной деятельницей, недавно опочившей. От всего облика Фауны веяло той изящной непринужденностью, какая родится лишь в аристократических гостиных и великосветских борделях. Женщина она была полная, но шла легко и проворно. На руке у ней висела большая корзинка.