Благостный четверг
Шрифт:
– Он не Уильям-Мария, а Джозеф-Мария!
– Кто? Ах да! Итак, друг мой, я научу тебя величайшей из игр. Шахматы! Бесплотное творение разума! Может, сыграем на деньги?
– Постыдился бы, старый мошенник, – крикнул Док из кухни.
– Ну так как, Мария, поставим долларов по десять?
Патрон пожал плечами, как бы извиняясь перед Доком:
– Что делать, за науку приходится платить.
– Тогда давай уж по двадцать пять, – обрадовался Брехуня. – Чего скряжничать? Один ведь раз живем!
Док тем временем открыл банку лосося и банку спагетти, вытряхнул на сковородку, перемешал. Посыпал сверху тертым мускатным орехом. Потом грустно поставил пригоревший чугунок в раковину, отмокать…
Когда уже почти стемнело, Патрон вернулся в магазин и отправил с Какахуэте третью бутылку виски в лабораторию Дока. А сам поднялся наверх и влился в танец «мокрых спин». Танец этот назывался «Тихий океан»: плавные, колышущиеся волны; печально-величавые движения. «Сандунга, – пели “мокрые спины”, – сандунга мама миа…»
В полумраке лаборатории Док и Брехуня тихо окунулись в третью бутылку «Старой тенисовки».
– Слезай с кровати! – сказал Док. – Я хочу полежать.
– Пожалуйста… Чем старше я становлюсь, тем меньше я жду от жизни. Особенно от моих так называемых друзей…
– Уж чья бы мычала!.. Выхлебал соус – погубил обед. Приготовили другой – ты и его слопал. Выпил все пиво, две бутылки виски… Выжил меня с моей кровати, раздавил две пластинки; а еще – не отпирайся, я видел! – прибрал в карман мою авторучку! Я уже молчу про то, что ты нагрел Патрона на двадцать пять долларов. Разве ты имел право врать, что конь в определенных позициях может скакать на три клеточки по прямой? Это, по-твоему, честно?
– Да, ты прав… – сказал Брехуня, любовно обнимая подушку. – Ладно, не грусти, ложись на пол, располагайся как дома. На вот, выпей, станет лучше. Ну как, полегчало?
– Полегчало, полегчало, отвяжись…
– Слушай, а вон то заведение через дорогу, с красным фонарем, оно еще работает?
– Что?! – Док так и подскочил от ярости. – Ах ты старый козел! Чего удумал! Ну-ка ложись спать!
– А в чем, собственно, дело? Почему я должен отказывать себе в женских ласках? Если к тому же цена сходная… О, я уже слышу, как звенят их голоса, вижу, как зыблется их белая плоть…
– Ты заткнешься или нет?
– Что с тобой, дорогой мой? Что-то я не припомню, чтоб ты сам чурался любовных утех. Ты, бывало, не только через дорогу, ты на край света побежишь…
– Слушай, пошел ты к чертовой матери! – сказал Док. – Только, чур, за порог – ни шагу.
26. Буря приближается
В то время, когда Док и Брехуня ссорились из-за проблемы, которую ни тот, ни другой толком не понимал, Мак сидел в кабинете-спальне Фауны. Сидел он вальяжно, держал в руке вазочку из венецианского стекла в виде бутона, полную виски; но на душе у него было смутно. Он рассказывал Фауне о трудностях, с какими давно не сталкивался.
– Ты не подумай, – говорил Мак, – что мы не умеем устраивать вечеринки. Вот, например, как дошла до нас весть, что Гай погиб, мы в его честь такой траурный вечер устроили! Лучше, чем родео в Салинасе! Жалко, самого Гая не было, – вот бы порадовался…
– Слышала я, после того траурного вечера трое вслед за Гаем отправились…
Мак пожал плечами:
– В наше время трудно обойтись без жертв… В общем, были у нас вечера… Но этот случай особый. У всех сердца пылают участием, все хотят сделать Доку подарок. К тому же намечается двойное событие! У нас в Ночлежке расставлены брачные силки! Чувствительная история! Уж так мы растроганы, так мы рады… Да вот беда, нет у нас приличной… – Мак замялся.
– Одежды? – подсказала Фауна.
– Вот-вот. Должно же быть по одежке ясно, кто есть кто. Если лучшие друзья Дока будут одеты как бродяги, то как прикажете одеться бродягам?
– Понимаю, – кивнула Фауна. – Вы, поди, хотите быть при полном параде, в смокингах?
– Боже упаси, – сказал Мак. – Просто приличные штаны и пиджак из той же материи, да еще галстук. Кстати, без галстука вообще никого на вечер не пустим! Да чтоб настоящий был галстук, а не какая-нибудь легкомысленная бабочка! Как-никак серьезное, торжественное событие…
Фауна почесала карандашом макушку.
– Эх, старею я, – продолжал Мак. – Как знать, будут ли еще вечера на моем веку…
– Что делать, все стареем, – откликнулась Фауна и задумчиво постучала карандашом по зубам (она тоже мучалась с одной задачей и хотела просить у Мака совета). И вот эти две трудности столкнулись у нее в уме и родилось решение – торжествующий огонек зажегся в глазах. – Так, кажется, придумала!
– Ну-ка, ну-ка, – заинтересованно сказал Мак, – выкладывай. Только не части, а то я нынче соображаю плохо, всю ночь не спавши.
Фауна встала и взяла в руки палочку, которой управляла движением звезд, а также шлепала по выдающимся частям воспитанниц во время уроков красивой осанки. С этой палочкой ей легче думалось и говорилось.
– По такому случаю надо выпить, – сказала она и налила себе стопку.
Мак повертел в руках вазочку, посмотрел напиток на свет. От красного стекла бурое виски казалось зеленым.
– Слушай, чего я расскажу. Давным-давно жила-была королева, – начала Фауна. – Денег у нее – не счесть. Выбросить сотни две на домашний халат ничего для нее не стоило. А браслетов у нее было! Как все нанижет, рук не согнуть. Так ты знаешь, в чем она ходила на разные торжества – именины там, повешение или еще что-нибудь?
– В чем? В исподнем? – спросил Мак.
– Нет, но почти угадал. Она одевалась дояркой! Она ведь как любила: помоют, почистят корову, а королева сядет на золотой стульчик и давай ее доить… Или вот тебе другой пример. Знаю я одну старуху, богачку – сливки общества. К ней на вечеринку так просто не прорвешься. Так она уже много лет на голове, знаешь, что носит? Драный платок! Хочешь высмотреть ее в толпе, глянь поверх голов – не видно драного платка, значит, ее нет.
Дрожащей рукой Мак поднес к губам стеклянный бутон.