Благую весть принёс я вам
Шрифт:
"Если дорога тебе жизнь, уходи. Не жди, пока он сам выкинет тебя".
Уходи, уходи...
Осторожно, словно лиса к заячьей норе, Искра подбиралась к загону. Ночь лизала щёки прохладным языком, вздыхала шелестом ветра в тальнике. Зловеще скалились черепа с шестов, сумрак рождал одну за другой жутких клыкастых тварей, рычал далёким рокотом потока где-то в низине за рекой. Ах, как ей было страшно! Пот заливал глаза, какая-то нечисть шмыгала тут и там. Искра твердила молитву и волокла мешок к загону, но силы покидали её. А ведь предстояло
Она бы и не справилась, кабы Рдяница не пришла на помощь. Жена Костореза выросла рядом, будто шагнула из мрака, исторгла горячий шёпот:
– Давай-ка сюда.
Беглянка выпустила мешок, всплеснула руками, чуть не упав на холодную землю.
– Ты что ль, Рдяница?
– А сама-то не видишь?
– Ты чего здесь?
– Помочь тебе пришла. Сама, чаю, не управишься.
Они посмотрели друг другу в глаза.
– Бежишь?
Искра опустила голову.
– И правильно, - сказала Рдяница.
– У меня тут уж всё приготовлено.
Она помотала уздечкой, висевшей на поясе. Первые сонные комары-поранки садились ей на лицо, лениво гудели над ухом. Рдяница не обращала на них внимания: она лихорадочно озиралась и вжимала голову в плечи.
– Пойдём.
Раскорячив босые ноги, Рдяница взвалила себе мешок на плечи, покачнулась, чуть не упав набок. Кудлатые чёрные волосы свесились с правого плеча, качнулись спутанным мочалом.
– Давай подмогну, - предложила Искра.
– Пошли уж.
В сумеречной недвижимости островерхо чернели колпаки шкурниц, хрустел под ногами олений мох, горбами вздымались свежие отвалы, а вокруг, по краям косогора, безголовыми скособоченными великанами тут и там торчали полуосыпавшиеся древние стены, меж которых проглядывало огромное чёрное безвидье. И гундели голоса полуночников, что-то бубнившие за земляными да мохнатыми стенками.
Ах, что пережила Искра, пока шла за Косторезовой женой! И страх, и боль, и сомнения. А больше всего пугали её эти голоса. Взбреди кому-нибудь в голову выйти наружу, всё рухнет. И поднималось в груди раскаяние, всё сильнее подмывало остановиться и бросить Рдянице в спину: "Не могу. Ну его к Огню". Но не остановилась, не бросила. Неловко ей было перед бабой: ведь на ночь глядя вылезла Рдяница из жилища, чтобы помочь ей, а она вдруг - вернусь? Нет, надо идти. Вот и пёрлась, поддерживая брюхо, сама уже не веря в удачу.
Как дошли до тальникового плетня, окружавшего загон, Искра опустилась на хрусткий мох да расплакалась. Рдяница произнесла непреклонно:
– Тяжко, знаю. Сама отчее стойбище покинула. Знали бы мать с отцом, каково мне здесь придётся, может, и не отпустили бы. Эх...
Искра подняла к ней лицо, убрала со лба налипшую прядь.
– Не пойду я никуда. Не могу...
– Пойдёшь. Не я, так судьба тебя заставит.
Искра бессильно замотала головой.
– Не пойду.
И залепетала что-то о предках, о зове крови, о родной общине - Рдяница слушала её с презрением, потом вдруг зашипела, наклонившись:
– Ты что же, хочешь радость этому ублюдку доставить? Наследника ему принести? Надежды нас хочешь лишить?
Искра отшатнулась, раскрыв рот - не ожидала такого от Рдяницы. Ярая баба взирала на неё с тупой ненавистью, готовая скорее силой повести за собой беглянку, чем отступить.
За спиной у Рдяницы вдруг воздвиглась чёрная фигура, и чей-то голос угрюмо произнёс:
– Это кто тут бродит среди ночи? Свистун, ты что ль? Всё-то тебе неймётся...
Рдяница обернулась, выпрямившись, и фигура заколыхалась, чуть отступив, и подтаяла в сумраке как распадающийся призрак.
– Баба...
– донёсся потрясённый голос.
– От ведь принесло. Вы-то чего тут шляетесь? От мужей что ль хоронитесь, негодницы? Хе-хе...
Рдяница шагнула вперёд, подступила вплотную к мужику, завела правую руку назад, а потом резко ударила ею в бок вопрошавшего. Тот коротко охнул, будто подавился, процедил изумлённо:
– Ты что же это, лярва...
– и грузно, мешком хряпнулся к ногам Рдяницы.
Искра зажала себе рот ладонями, чтобы не завизжать. Рдяница быстро вытерла окровавленный нож о кожух убитого и хищно проговорила:
– Теперь-то уж всё, голубушка.
– Старческое лицо её с пухлыми, будто вывернутыми, губами озарилось плотоядной радостью.
– Теперь только вперёд.
Искру мутило. Она прижалась спиной к лозняковой ограде, задышала глубоко, унимая рвотный позыв.
– Как же всё... неправильно... неправильно... Всё наперекосяк.
– С волками жить - по волчьи выть, - ухмыльнулась Рдяница.
Она тоже опустилась на землю, поводя вокруг сумасшедшим взглядом. Волосы её вздыбились, словно в лицо дул сильный ветер.
– Думаешь, мне легко это было, да? Думаешь, я хотела этого?
– Она тяжело дышала, то и дело облизывая губы, правое веко её дёргалось, будто там ползал маленький червячок.
– Грех на мне, ладно. Видишь, на что иду ради тебя? Душу свою гублю. Пойдём уж, нечего рассиживаться.
И, не дожидаясь ответа, поднялась и зашагала куда-то вдоль загона, понемногу удаляясь от вереницы жилищ. Искра тяжело встала, возя ладонью по скользкой глине стены, обошла труп, стараясь не глядеть на него, и потащилась вслед за безумной бабой.
– Кто ж это был?
– рыдающе выдохнула она в спину Рдянице.
– Наш, Артамоновский, или...?
– Чужак, - отмахнулась та, не оборачиваясь.
Возле входа в загон, перекрытого двумя лёгкими брёвнами, Рдяница обернулась.
– Рыбку бери. Лучше её не сыскать.
– На ней только Головня ездит, - ужаснулась Искра.
– Общая она, - возразила Рдяница.
– Он её сам себе присвоил, скотина такая. Поделом ему будет.
– Потом тряхнула космами и оскалилась.
– А хотя бы - и Головни. Ты разве - не жена его?