Блаженны миротворцы
Шрифт:
Я говорю:
— Нои, чиеолийцы-то не паразиты, а симбионты, — а он только фыркнул.
— Ага. Уже. Ну что ты наивничаешь! Они же разумные существа! Каждое разумное существо придумает подходящее слово для своих грязных делишек, если эти делишки ему жизненно необходимы. Не убийство, а охота. Не каннибализм, а война. И всё такое.
И Ау поддакнул.
— Я когда думаю об этих личинках, просто тошно делается.
Я почувствовал, что выхожу из себя.
— Да едрён реактор! — говорю. — При чём тут те личинки и чиеолийцы?!
— Способ плодиться, — говорит, — сходный.
— Да ну вас, — говорю, — мохнатые ваши рыла…
А Нои говорит:
— Ну, конечно! Лысым людишкам вольно хаять чужой волосяной покров только за то, что им правду в глаза говорят.
И умотали. Не дослушав. И если бы одни они! Да они были ещё и не худшим случаем!
Хорошо ещё, что Гелиора почти всё время возилась с Посредником, кормила его, щебетала, начёсывала ему бока и всё такое. Потому что мне всё время приходилось отрявкиваться — от своих же мейнских товарищей, которым ещё пару недель назад чиеолийка страшно нравилась.
Сам Снурри, адмирал и широкая натура, отколол номер. Смех и грех, честное слово.
Поймал меня за локоть, оттащил в сторонку и говорит:
— Тут, — говорит, — мне один шкет с Тэффа рассказал про чиеолийцев. Они же паразиты, ты знал? Откладывают свои личинки внутрь теплокровных существ. Именно самки. Ты осторожнее.
— Почему я-то должен осторожнее? — говорю. Сам ошалел. — Я-то тут при чём?
— Да как! — говорит. И глаза сделал по циферблату размером, все три. — У Гелиоры скоро планируется потомство. Вот она внутрь тебя это дело и отложит. И её потомки тебя сожрут в лучшем виде.
Я подумал: по морде ему съездить, что ли?
— Снурри, — говорю, — ну откуда ты взял этот бред? Чиеолийцы размножаются через Посредников, они симбионты. Что за дикость ты про людей городишь?
— Это всё, — говорит, — для отвода глаз. А на самом деле, чиеолийка в нашем мире — как вирус. Заразит всех своим потомством…
— Снурри, — говорю, — может, хватит уже гнать эту пургу?
Он на меня посмотрел — и я вдруг понял, что у него уже инстинкт проснулся. Ксенофобия как она есть: страх. И что наш доблестный адмирал не особо себя контролирует.
— Знаешь, — говорит, — по Галактике давно слухи ходят про существ, которые могут плодиться внутри людей. Они так чужие миры захватывают…
Тогда я говорю:
— Снурри, я от кого угодно ожидал, только не от тебя. Ты же с полипом работаешь!
А Снурри только пожал плечами:
— Ну и что, что с полипом? Кому он что плохое сделал? Он — отличный штурман, у него чутьё траектории феноменальное и чувство юмора, так что ты к полипу привязался?
— Он же хищник! — говорю. — У него — стрекательные клетки! Он насекомых ловит и трескает! Что ж тебя это не смущает?
А Снурри:
— Ты сравнил! Насекомых же, а не людей!
Железная логика.
И ведь они ещё не знали, что у меня с Гелиорой форменный роман. Странный со всех сторон, с какой не погляди.
Чиеолийки — они в любовь не играют. У них страсть — это экстрим сплошной. Испытание, которое надо пройти ради детей. Когда у них особый сезон, Лунная Весна — они себя определённым образом накручивают и входят в боевой транс, чтобы пережить это дело, совсем не простое и, мягко говоря, не то, чтобы особенно приятное. Ради детей. А чиеолийские рыцари сперва устраивают свой рыцарский турнир до полусмерти, а потом у победителей с дамой случается эта местная оргия, без которой дети появляются с трудом, а девочки вообще невозможны. И всё. Праздник заканчивается, начинаются трудовые будни.
Поэтому человеческих заморочек Гелиора, конечно, не понимала. Но она была ласковая, нежная и, как все её сородичи, серьёзно относилась к разным ритуальным действиям, укрепляющих дружеские союзы. И мои поцелуи воспринимала, как тыканье пальцем в глаз — как важные ритуалы, цементирующие нашу с ней чисто духовную связь.
Она и была чисто духовная с чиеолийской точки зрения. Я, как честный рыцарь, заменил ей погибших мужей, чтобы помогать с потомством и поддерживать морально. Беззаветно и безвозмездно, ради святой дружбы и будущих девочек. Так она это понимала.
А я это понимал так: она была одинокое и прекрасное существо, которое моих родичей-людей пугало до недержания. И представитель своеобразной и прекрасной расы, которую люди ненавидели за свои собственные выдумки. Исключительно.
Ещё она была храбрая и самоотверженная.
В общем, я любил её. По-любому. И с точки зрения людей это, конечно, выглядело законченным безумием. А я не мог объяснить даже такую простую вещь: не бывает таких паразитов, которые будут что-то откладывать в инопланетян, хоть в теплокровных, хоть в каких. Страшные сказки — и всё.
Я говорил чистую правду. Но страх — такая штука…
Его так просто не заткнёшь. Он сам грызёт изнутри, как паразит. И иногда что-то там, внутри, убивает.
И Гелиора — она ведь всё понимала абсолютно. Нехорошо ей бывало, когда случалось ходить по Мейне. Чувствовала, что на неё смотрят нехорошо и что её боятся, становилась печальная. Сидит, бывало, такая тихая и поникшая — жалость берёт смотреть.
— Гады, — говорю, — да? Ну скажи — форменные гады, а не боевые товарищи. Шарахаются от тебя из-за личной блажи — будто ты их изнутри съешь…
А она обнимает меня, как человеческая женщина — быстро научилась — и говорит:
— Ну что ты, капитан. Какие же они гады? Ведь ни один из них не захотел меня убить…
Вот такое у чиеолийцев о людях было впечатление. И я был готов в лепёшку разбиться, чтобы только это как-нибудь изменить — но все объяснения приходились нашим идиотам, как об стенку горох. То есть, они меня, вроде, слушали, но не слышали абсолютно.
Потому что всякие инстинктивные вещи совершенно иррациональны. Вот почему некоторые инопланетчики наших бурбулек боятся? Тех, которые испокон веков на Йтен в деревенских домах живут и ловят всякую ползучую нечисть? Ты говоришь, что твари полезные, безопасные, ручные и симпатичные — а ребята слушают, но всё равно ни в руки бурбульку не возьмут, ни подпустят к себе поближе. А всё только потому, что у лавийцев бурбулька ассоциируется с нетопырём-кровососом, на Шие похожие существа лихорадку разносят, а тэффянам просто не нравятся, потому что «ползают противно и мордочки гадкие».