Блаженство по Августину
Шрифт:
Не малая уж польза в том, Господи Боже мой, что многие вознесут Тебе благодарность за нас, и многие попросят Тебя за нас.
Да полюбит во мне братская душа то, что Ты учишь любить, и поскорбит о том, о чем Ты учишь скорбеть. Пусть почувствует это душа братская, не посторонняя, не душа сынов чуждых, чьи уста изрекают ложь, чья десница — десница неправды, а душа брата, кто, одобряя меня за меня радуется, а порицая, за меня огорчается, ибо одобряет ли он меня, порицает ли, — он меня любит.
Я покажу себя и таким людям: пусть радуются о добром во мне, сокрушаются о злом. Доброе во мне устроено
Самая последняя новость распространяется, обсуждается в городе и гласит: с дикого юга, где по природе кровожадны, злобны люди и животные, гиппонский епископ привез детеныша неукротимых лесостепных кошек. И Божьим чудом приручил его, сделав ласковым, домашним этого сервала.
В какой-то мере истина бывает и в пересудах людских. А котенка сервала Аврелию Августину подарил в Константине лошадник Лабеон Гетуллик. Его пастухи нашли маленького, едва прозревшего дикаря в лесу и подложили недавно окотившейся кошке. Та найденыша приняла как родного, с любовью и лаской. Зато малыша дико возненавидели деревенские коты и псы, обычно до одури боящиеся могучих, быстрых, словно молния, взрослых сервалов.
Бросок сервала стремителен как укус змеи; в беге, загоняя зайца или небольшую антилопу, он быстрее и выносливее степного пятнистого пардуса. И древолаз он отменный в охоте за птичьими яйцами и птенцами.
От кошачьих и собачьих врагов этот котенок почему-то спасался не на деревьях, а мигом вскарабкивался людям на плечи; бежал к первому, кто поближе. Из-за того его поначалу нарекли ироничным греческим прозвищем Демократ. Но когда он зачастил ласкаться ко всему народу без разбора, назвали Демафилом. С этой кличкой котенок попал к Аврелию и уютно пропутешествовал у него за пазухой всю дорогу до Гиппона.
Этого самого Демафила хитрый страж Алипий первым подпустил в келью к епископу. Видимо, для проверки: можно ли уже, нельзя заходить к предстоятелю. Продолжает ли молиться все так же строго сей неумолимый муж нумидийский?
О чудотворных приключениях их друга святому отцу Алипию давеча лишь обмолвился на исповеди доктор Эллидий, под большим секретом показав после страшнейший зубастый череп мелкого беса. Кабы не чудодейственные молитвы праведного пресвятого Аврелия, то вряд ли кто-нибудь из путешественников смог бы выжить в постигшей их передряге. В детали сражения с нечистью Эллидий не вдавался, да и Алипий благоразумно на том не настаивал. Не зря ведь епископ на время от мира затворился?
Теперь язычники и еретики только держитесь! Ужо будет вам не мир, но меч духовный от православных рукописаний Августина из Гиппо Регия!
В то самое время Аврелий cкoрoпиcнo набрасывал для памяти новые заметки к «Исповеди». Нашлось в них местечко и для Алипия, если тот у дверей епископа слонов слоняет бездельно, а не к завтрашнему суду материалы подбирает. Господи Боже мой!
«…Алипий родом из того же муниципия, что и я, происходил из муниципальной знати и моложе меня возрастом. Он учился у меня, когда я начал преподавать в нашем городе и позже в Картаге; очень любил меня, считая добрым и ученым человеком. Я же любил его за врожденные задатки ко всему доброму, достаточно обнаружившиеся в нем, когда был он еще совсем юн.
0днажды в полдень обдумывал он на форуме декламацию, которую должен был произнести, — это обычное школьное упражнение, — и Ты допустил, чтобы его как вора, схватила стража форума.
Думаю, Господи, что Ты разрешил это только по одной причине: пусть этот муж, столь великий в будущем, рано узнает, почему нельзя быть опрометчиво доверчивым при разборе дела и нельзя человеку с легким сердцем осуждать человека.
Он прогуливался перед судилищем один, со своими дощечками и стилем, когда какой-то юноша, тоже школьник, оказавшийся настоящим вором, подошел со спрятанным топором незаметно для Алипия к свинцовой решетке над улицей Ювелиров и стал обрубать свинец. Услышав стук топора, ювелиры, находившиеся внизу, заволновались и послали людей схватить того, кто будет застигнут.
Услышав голоса, вор бросил свое орудие, боясь, что его с ним задержат, и убежал. Алипий не видел, как тот вошел, но как выходил, заметил. Видел, что он удирает. Желая узнать, в чем дело, подошел к тому же месту и, стоя, с изумлением рассматривал найденный топор.
Посланные находят Алипия одного. Он держит в руках топор, на стук которого они прибежали. Его хватают, тащат, хвастаясь, что поймали на месте преступления вора. В сопровождении толпы людей, живущих около форума, ведут представить судье.
На этом и кончился урок. Ты тут же, Господи, пришел на помощь невинности, свидетелем которой был один Ты. Когда его вели, — в темницу ли или на пытку — с ним повстречался архитектор, бывший главным надзирателем за общественными зданиями. Провожатые чрезвычайно обрадовались этой встрече, потому что, когда с форума что-то пропадало, то он неизменно подозревал их в краже. Пусть наконец он узнает, кто это делал.
Человек этот часто видел Алипия в доме одного сенатора, к которому хаживал. Он сразу же узнал Алипия, взяв за руку, вывел из толпы, стал расспрашивать, почему стряслась такая беда, и услышал, что произошло. Он приказал идти за собою всему собранию, грозно шумевшему и волновавшемуся.
Подошли к дому юноши, совершившего кражу. У ворот стоял раб. Был это совсем мальчик; ему и в голову не пришло испугаться за своего хозяина, а рассказать обо всем он мог, так как сопровождал хозяина на форуме.
Алипий припомнил его и сообщил об этом архитектору. Тот показал рабу топор и спросил, чей он. «Наш», — тотчас же ответил мальчик, и когда его стали расспрашивать, то раскрыл и все остальное.
Так перенесено было обвинение на тот дом к смущению толпы, собравшейся было справлять триумф над Алипием. Будущий проповедник Слова Твоего и церковный судья во многих делах ушел, обогатившись знанием и опытом».
Этот не слишком знаменательный случай Аврелий потом захотел вычеркнуть, стереть, изгладить перевернутым стилусом, как не очень относящийся к делу и нарушающий связность, логичность повествования, но из любви к дорогому Алипию оставил в неприкосновенности.
С весны епископ взялся довольно часто посещать семьи, где имеются маленькие дети. Чего раньше за ним не водилось, так это того, что он подолгу разговаривал, играл с несмышленышами. Заходил он и к малышам в школы, чем навел великое смятение на учителей.